Александр Суворов - [31]

 — будущая столица объединенной немецкой земли.

Пока Пруссия вооружалась, ею были пущены в ход испытанные средства наступательной политики: прямой и косвенный подкуп, династические браки, интриги и заговоры в столицах соседей, предательские договоры и соглашения о разделе плохо защищаемых земель.

Так шло до тех пор, пока прусским королем оставался Вильгельм. Его сын и наследник Фридрих Второй с детства мечтал о великих завоеваниях. Отец его, находя, что время раскрыть карты еще не настало, держал сына в ежовых рукавицах, сурово охлаждал его пыл и даже запретил ему произносить самое слово «война». Фридрих молчал, думал о войне и смотрел на отца волком. Король сослал строптивого сына в Кюстрин на должность лесничего в своем имении. Наследник престола, обреченный на жалкую, почти голодную жизнь мелкого чиновника, на досуге думал все о том же. Он понял, чего страшится отец: если Пруссия раньше времени прибегнет к оружию, ей придется столкнуться с Англией. Британцы ревниво следят за ростом прусского могущества, угадывая в объединенной Германии опасного соперника для своей промышленности и торговли. А за Рейном и Альпами кипела и бурлила Франция, готовясь сбросить оковы феодализма. Если власть окажется там в руках торговцев, промышленников и банкиров, то еще раньше, чем с немцами, английским купцам придется столкнуться с Францией — она станет искать новых рынков для своих товаров и новых торговых путей.

Агрессор

«Нужно заставить себе служить ад и небо, — откровенно говорил Фридрих Второй. — Раз должно произойти надувательство, то шельмами должны быть мы». И правда, такого откровенного до бесстыдства политика не видывала Европа давно.

В 1756 году прусские войска вторглись в Саксонию без объявления войны. Затем Фридрих Второй, также не объявляя войны, вторгся в Чехию и занял Прагу. Курфюрст Саксонский был вместе с тем и королем польским. Он бежал в Варшаву. Его армия, не готовая к походу, сдалась в плен. Не теряя времени, Фридрих переодел саксонские войска в прусскую военную форму и включил их в свою армию. Сделать это было не трудно: и у Фридриха и у курфюрста Саксонского армия состояла из наемных солдат — звонкие талеры заставляли служить тому, у кого их больше.

Европейские политики ахнули в изумлении перед дерзостью прусского короля. Оправдывая себя, Фридрих писал: «Что касается имени столь страшного — агрессор, то это пустое пугало, которое может воздействовать лишь на робких духом… Истинный агрессор, кто вынуждает другого вооружаться и начинать предварительную войну, чтобы тем избегнуть более опасной, ибо из двух зол следует выбирать меньшее». Этими словами он бросил вызов всем своим возможным противникам.

Король-агрессор предвидел, что против Пруссии образуется коалиция. Она и возникла в виде союза Австрии, Франции, Швеции и России.

Король-агрессор считал наименее опасным противником Россию, которой он не знал и не понимал.

Прошло более пяти веков с той поры, как Александр Невский разбил рыцарей Тевтонского ордена в тех местах, где Петр I в первые годы XVIII столетия основал Петербург. На льду Чудского озера Александр Невский вторично разгромил рыцарей, надолго отбив у немцев охоту к походам на восток. К XVIII веку в сознании немцев затуманились эти уроки. Они забыли, что Россия, грудью заслонив европейские народы от нашествия кочевых орд, нашла в себе еще довольно мощи, чтобы защитить свою самобытность от натиска с запада. Свежие в памяти успехи Петра I могли бы вызвать тревогу даже в головах самых тупых немецких политиков. Но Фридрих этим не тревожился — его успокаивала уверенность, что Россия, как он полагал, начала онемечиваться. Династические браки между отпрысками немецких князьков и лицами русского царствующего дома усиливали самоуверенность людей, окружающих короля. Захудалый голштинец под именем Петра Федоровича сделался наследником русского престола. «Dummer Kerl», — думал о нем прусский король. Зато он высоко ценил ум и хитрость жены наследника престола, Екатерины. От Петербурга через Кенигсберг в Потсдам тянулись нити тонкой, но прочной паутины. Попросту говоря, у Фридриха Второго в Петербурге были очень осведомленные шпионы в лице людей, льнувших ко двору цесаревича.

О русской армии Фридрих Второй заносчиво говорил: «Москвитяне суть дикие орды, они никак не могут сопротивляться благоустроенным войскам». В том, что его собственные войска благоустроены, Фридрих не сомневался. Находились даже серьезные люди, разделявшие с прусским королем эту уверенность и считавшие прусскую армию лучшей в Европе. Противники же Фридриха Второго могли радоваться, что его благоустроенная армия невелика — при нападении на Саксонию она насчитывала едва тридцать тысяч солдат. «Потсдамский развод![49]» — усмехались в Европе. Однако не все было глупо и в том, что небольшие по численности войска Фридриха прошли муштровку на Потсдамском плацу: они искусно и быстро перестраивались, ходили скоро, заряжали ружья с автоматической сноровкой и, владея улучшенными мушкетами (с железным шомполом), могли заряжать и стрелять чаще, отвечая на каждые десять выстрелов пятнадцатью. Пехота прусская, скованная немецкой дисциплиной, являлась бы очень серьезной силой в поле, если бы в самой силе своей не таила слабости. Связанные только одной дисциплиной, лишенные чувства долга и воинской чести, люди без отечества и национальной гордости, будучи разбиты, потеряв стройность, солдаты Фридриха рассыпались, превращались в стадо, охваченное единственным чувством страха за свою шкуру, и бежали, не считая бегство с поля битвы постыдным. Если же они одерживали верх над менее стойким противником, то проявляли истинно звериную жестокость к поверженному врагу.