Александр Суворов - [27]

Могло показаться, что Василий Иванович делает карьеру ради сына или вступил в состязание с ним, задавшись мыслью показать на своем примере, как надо служить. Возвышение отца и впрямь помогло Александру. Сын опального, если не ссыльного мелкопоместного дворянина превратился в сына влиятельного сановника. Суворовы переехали в Санкт-Петербург.

Еще в 1750 году, видя, что Александр изнемогает под добровольно наложенным на себя солдатским ярмом, отец упросил Соковнина взять Александра к себе бессменным ординарцем. В 1751 году Александр Суворов достиг возраста гражданского совершеннолетия — двадцати одного года, и его произвели в чин сержанта — последний высший солдатский чин, а в 1752 году отец выхлопотал сержанту Суворову почетную командировку за границу: курьером с депешами в Дрезден и Вену. Многие из недорослей в гвардии желали этой посылки. Выбор пал на Суворова, потому что он знал лучше многих немецкий и французский языки.

Несколько месяцев провел Александр Суворов около русских посольств при саксонском и «цесарском»[43] дворах. Здесь все говорило, что в скором времени предстоит большая война: прусский король Фридрих Второй строил завоевательные планы, накапливал средства и силы и главный удар собирался нанести России.

Возвратясь в Петербург, Суворов убедился, что Россия не даст застать себя врасплох. Василию Ивановичу Суворову Военная коллегия поручила изыскивать денежные средства для снабжения армии, так как государственная казна, разоренная взбалмошной императрицей, пустовала. Монету приходилось чеканить из пушечного металла и медью платить жалованье не только солдатам, но и офицерам.

А между тем в меди и бронзе остро нуждалась артиллерия. Подавляющая сила орудийного огня оценивалась после Полтавской победы Петра очень высоко его учениками. Из них оставались в живых и находились у дел Абрам Петрович Ганнибал, его друг Василий Васильевич Фермор, тоже бомбардир Петра I, да Василий Иванович Суворов. Ганнибал и Фермор ведали пушечным делом и готовили сюрприз прусскому королю: налаживалось производство новых гаубиц для навесного прицельного огня в десять калибров длиной.

В доме Ганнибала Александр Суворов познакомился с Фермором.

— У Василия Васильевича ум чистый, без узлов, — рекомендовал Фермора сыну старик Суворов.

При домашних встречах у стариков возникали часто споры о том, что всего важнее на войне. Александр осмеливался, если его спрашивали, высказывать довольно резкие суждения. Ганнибал требовал от Военной коллегии как можно больше пороху, пушек, картечи, гранат. Василий Иванович считал, что не менее нужны холст, кожа, соль, мука, крупа. А главное, в чем прав прусский король, говоря, что для войны нужны три вещи: «деньги, деньги и деньги». Фермор прибавлял:

— И еще люди и человек нужен… Как ты думаешь? — неизменно обращался Фермор к Александру.

Александр отвечал, что он скорей согласен с Фермором, чем с отцом и Ганнибалом. Конечно, солдат должен быть сыт, здоров, удобно и хорошо одет, снабжен всей амуницией и превосходным оружием, но главное — надо солдата воспитать и обучить. Не только полевые войска, а и гвардия плохо обучена, забыла уроки петровских побед. Теперь это не солдаты, а мужики в солдатских мундирах: «сто голов одной шапкой накрыто». А командиры — те же помещики. Молодые солдаты видят в командире прежде всего барина, а не боевого товарища. И командир почитает солдата мужиком, своим крепостным, слугой своим, а не слугой отечества.

Василий Иванович поеживался, выслушивая смелые суждения сына.

— Вот выпустят тебя в полк, там увидишь, насколько дело трудно. Руками беды не разведешь.

Ни втех, ни в сех

С декабря 1752 года первый батальон Семеновского полка пребывал в Москве, куда снова перебралась со своим двором Елизавета Петровна.

25 апреля 1754 года при очередном выпуске солдат из гвардии в полевые войска в числе прочих был произведен в поручики сержант Александр Суворов.

Василий Иванович, узнав о приказе заранее, сиял, словно его самого, а не сына произвели в первый офицерский чин. Ганнибал подарил Александру свой боевой палаш.

— Ты как будто не рад. Скажи же, чем ты недоволен? — спрашивал отец Александра.

— Нет, батюшка, — улыбаясь отцу, ответил Александр, — мне должно радоваться уже потому, что радуетесь вы.

Почтительный ответ сына не успокоил Василия Ивановича. Он продолжал допытываться:

— Ты завидуешь Илье Ергольскому, что и тебя не выпустили капитаном? Так ведь Ергольский Илья — артиллерист, а в них у нас настала нужда. Артиллерия важна, она со временем станет еще важней. Недаром Петр Алексеевич и сам себя именовал бомбардиром, да и тех, кого любил, ставил к пушкам.

— А все же полем будут владеть всегда пешие войска… — возразил Александр.

— Или ты завидуешь, что твой старый друг Сергей Юсупов, минуя чин сержанта, прыгнул из фурьеров в подпоручики? Запомни: кто прыгает смолоду, к старости будет бродить курицей…

— Юсупов-то, батюшка, не допрыгнул — он подпоручик, а я поручик.

— Вот то-то! Чего же нам с тобой грустить!

Василий Иванович широко развел руками, словно собираясь кого-то заключить в объятия, но вдруг руки его упали, и Александр увидел, что на лицо отца набежало темное облачко печали. Александр понял, что отец вспомнил свою Авдотью Федосеевну.