Александр Первый и Наполеон. Дуэль накануне войны - [40]

И Румянцев, и Куракин важны были как источники информации о настроениях во Франции после Эрфурта.

Куракин в основном сообщал об отрицательном влиянии континентальной блокады на Западную Европу. Более ценной была информация Румянцева. Очевидно, он получил от царя негласное задание продолжить столь важные для русской дипломатии контакты с Талейраном. Правда, Талейран не сообщил Румянцеву в тот период никаких сверхсекретных сведений (для них придет время позднее), но даже второстепенная информация о настроениях в наполеоновском окружении, об антина-полеоновской литературе во Франции и т. д. была важна для Александра.

* * *

Как и следовало ожидать, явный кризис в отношениях Франции и России наступил во время австрофранцузской войны 1809 г. Не дожидаясь, пока Наполеон расправится с ним, как с прусским королем, австрийский император решил попытать счастья выступить первым. Воспользовавшись тем, что Наполеон к весне 1809 г. окончательно увяз в войне против испанских партизан, Австрия в апреле начала военные действия против Франции. Новым в этой войне были партизанские восстания в тылу французских войск (Тироль), растущие симптомы национально-освободительной борьбы народов Западной Европы против наполеоновского господства.

Война длилась с апреля по июль 1809 г. и была одной из самых кровопролитнейших за всю историю наполеоновских войн. Наполеону пришлось напрячь все усилия, чтобы разгромить австрийцев: 5–6 июня 1809 г. при Ваграме австрийская армия потерпела поражение. Австрия была серьезно ослаблена и до 1812 г. сведена на роль зависимой от Франции страны. Но эта война до предела обострила русско-французские отношения.

По Тильзитскому союзу, а также в силу заключенной в Эрфурте конвенции Россия формально обязана была участвовать в войне против Австрии на стороне Франции. Конечно, Франция могла и одна разгромить Австрию (что и произошло), но для Наполеона участие России в войне имело принципиальное значение – ведь франко-русский союз существовал уже почти два года, а царь пока не дал Наполеону ни одного солдата.

Конечно, Наполеон из бесед с Александром I в Эрфурте и Румянцевым в Париже, из донесений Коленкура из Петербурга знал об отрицательном отношении России к войне с Австрией. Понимал он и туманность обязательств России по Эрфуртской союзной конвенции. Но все же наполеоновская дипломатия надеялась, что, если война начнется, Россия не останется нейтральной. Надеялась… и просчиталась.

Еще в январе 1809 г. австрийский император направил в Петербург своего представителя князя Шварценберга со специальным заданием добиться нейтралитета России в австро-французской войне. В ходе секретных переговоров уже после начала войны Шварценбергу на последней аудиенции у царя 18 апреля 1809 г. удалось вырвать согласие на фактический нейтралитет, хотя царь и заявил, что формально (для Франции) Россия объявит Австрии войну. Это тайное австро-русское соглашение было оформлено в виде протокола беседы Александра со Шварценбергом, который вел последний; затем протокол был просмотрен и отредактирован царем и отправлен австрийскому императору как письменная гарантия нейтралитета России. И действительно, Россия формально объявила Австрии войну, отозвала своего посла из Вены и выдвинула на восточные австрийские границы один русский корпус, который практически не принял участия в активных военных действиях.

Кризис союза между Наполеоном и Александром был налицо. 2 июня 1809 г. Шампаньи послал Коленкуру инструкцию, в которой содержалась угроза Наполеона порвать союз с Александром. Французский император, писал Шампаньи, «не ценит более союз с Россией».

Но в 1809 г. Наполеон еще не решился пойти на полный разрыв. Более того, стремясь заделать трещину в союзе, Наполеон при дележе австрийской территории вынудил Австрию передать царю Восточную Галицию, занятую русскими войсками. Но и эта новая территориальная подачка России не улучшила франко-русских отношений.

* * *

Тактика обещаний и проволочек, применявшаяся обеими «союзными» дипломатиями с 1807 г., после 1809 г. усилилась. Наполеон, и ранее настоятельно советовавший своим дипломатам не скупиться на устные обещания, теперь более чем когда-либо требовал не оставлять письменных доказательств.

Типичный для этой тактики инцидент случился с Коленкуром еще в мае 1808 г., когда французский посол вручил Румянцеву памятную записку по шведскому вопросу, копию которой он направил своему министру иностранных дел Шампаньи. Одобрив выраженные в этой записке французского посла предложения по подталкиванию России на войну со Швецией, Шампаньи в то же время указал послу, что «было бы лучше сказать устно все то хорошее, что имеется в этом мемуаре, чем фиксировать это письменно». Одновременно министр иностранных дел Франции писал, что Наполеон «рекомендует своим дипломатическим представителям лишь в самом крайнем случае объясняться письменно, вступая в переговоры с правительствами, при которых они находятся».

К чему привело забвение этого принципа, наглядно показал случай с подписанием Коленкуром франко-русской конвенции о Польше.