Александр Первый и Наполеон. Дуэль накануне войны - [31]

Действительно, в конкретных условиях международной обстановки в Европе 1807 г. Россия соглашалась на очень многое из того, против чего она выступала ранее. Так, Наполеон признавался, наконец, «императором французов», и, самое главное, Россия признала все произведенные им к июлю 1807 г. территориальные и политические изменения в Западной Европе. Это санкционирование де-юре огромных приобретений Наполеона со стороны России было, безусловно, крупнейшей победой наполеоновской дипломатии, значительно укрепившей позиции Франции на международной арене и усилившей ее ставки в борьбе против Англии.

Мало того, в Тильзите оба императора провели как бы незримую линию (от Гамбурга на Балтике до Триеста на Адриатике) – вся Западная Европа отходила в «сферу влияния» Франции, а Восточная – в «сферу влияния» России. При этом наполеоновская дипломатия выторговала себе право вмешиваться в дела «спорных» районов – Пруссии и герцогства Варшавского (Центральная Европа) и Балкан (Южная Европа). Александру I удалось лишь сохранить в урезанном виде Пруссию (на территории которой, кстати, так и остались вплоть до 1813 г. французские войска). Наполеон сумел также навязать русской дипломатии свое посредничество при урегулировании спорных вопросов между Турцией и Россией. К Франции переходили и Ионические острова, из-за которых было пролито столько русской крови и потрачено так много английских денег.

Конечно, если сравнить итоги Тильзита с планами русских вдохновителей III и IV антинаполеоновских коалиций, намеревавшихся установить господство России в Европе, то это было явным поражением. Сам Наполеон в речи 16 августа 1807 г. во французском сенате не преминул упомянуть это обстоятельство.

Неудивительно, что почти все видные русские политические деятели эпохи III коалиции выступили против Тильзита. В частных письмах к С. Р. Воронцову Чарторыйский называл Тильзитские соглашения «гибельными». Ему вторил Новосильцев. Кочубей, не согласный с политикой Александра I, в четвертый раз просил об отставке. А. К. Разумовский, которого Куракин в августе 1807 г. сменил на посту посла России в Вене, отказался прийти на обед, устроенный Куракиным в честь именин Александра I, и демонстративно отправился на обед к английскому послу Пемброку.

В своем противодействии Тильзиту бывшие «молодые друзья» (Чарторыйский, Строганов, Новосильцев) зашли так далеко, что стали распространять в Петербурге английские антитильзитские памфлеты. Это послужило непосредственным поводом к их отставке. Но и в отставке они в 1807–1812 гг. продолжали возглавлять оппозицию официальному внешнеполитическому курсу. Так, близко стоявший к «молодым друзьям» Кочубей в «Записке о политической системе России» писал накануне войны 1812 г., что в Тильзите Россия стала «орудием Наполеона».

Посланный Наполеоном в Петербург сразу после Тильзита с разведывательной миссией генерал Савари сообщал, что в русской столице выступают против союза с Францией и выражают недовольство политикой Александра I. Столичное дворянство открыто демонстрирует свое пренебрежение к посланцу Наполеона: кроме царя, его никто не принимает. Более того, группа подгулявших гвардейских офицеров демонстративно разбила камнями окна в посольстве Франции в Петербурге.

Антитильзитские настроения столичного дворянства отражали и мемуары современников. «На Петербург, даже на Москву и на все те места в России, коих просвещение более коснулось, – писал Вигель, – Тильзитский мир произвел самое грустное впечатление: там знали, что союз с Наполеоном не что иное может быть, как порабощение ему…» Недовольство союзом с Францией было заметно и в прогрессивных кругах столичного дворянства. Тургенев записал в своем дневнике накануне заключения мира в Тильзите: «Каков-то будет мир – неизвестно, прочен ли? Но вообще думаю, что он не может быть продолжителен или прочен, или выгоден для нас».

Правда, иные настроения царили в провинции. Там дворянство встретило окончание войны с Францией с облегчением. Вигель приводит весьма характерное рассуждение помещиков Пензенской губернии: «Ну что ж, – рассуждают они, – была война, мы побили неприятелей, потом они нас побили, а там обыкновенно, как водится, мир, и, слава богу, не будет нового рекрутского набору». Вигель – «патриот», он негодует и возмущается: «Что таким людям до народной чести, до государственной независимости? Были бы у них только карты, гончие, зайцы, водка, пироги… вот все их блаженство».

* * *

Тогдашние и нынешние критики Тильзита забывали самое главное: все эти уступки России по существу были лишь дипломатическим оформлением того, что фактически Франция завоевала оружием: французские армии уже оккупировали всю Германию и заняли Далмацию, отрезав Ионические острова от материка. Отказ признать эти свершившиеся факты был бы чреват для России новой войной, практически без союзников: Пруссия и Австрия были разбиты, Швеция занимала колеблющуюся позицию, Турция объявила России войну. Оставалась Англия, мало чем способная помочь России при военных действиях на суше.

Для наполеоновской дипломатии значение Тильзитских соглашений состояло не в признании Россией французского господства в Западной Европе – это было уже свершившимся фактом. Главное заключалось в том, чтобы на базе Тильзита заставить Россию воевать в союзе с Францией против Англии. Ради этого Наполеон пошел на частичное сохранение Пруссии, отказался от претензий на территорию России и даже передал ей Белостокскую область. Однако убедить Россию принять на себя четкие обязательства по борьбе с Англией Наполеон не сумел. Правда, судя по тексту Тильзитских соглашений, Александру I не удалось отклонить или перенести на будущее обсуждение вопроса об участии России в борьбе против Англии на стороне Франции. Статья 1-я союзного договора обязывала Россию «действовать сообща как на суше, так и на море» против всякой европейской державы, которая будет находиться в войне с Францией. Более того, Россия брала на себя очень тяжелое обязательство присоединиться к континентальной блокаде, что неминуемо влекло полный разрыв англо-русских торговых и экономических отношений.