Александр Кучин. Русский у Амундсена - [52]

Сперва на рыбных промыслах, затем на парусных судах…

Хотя вдали моя семья жила спокойно без меня,

В своём уютном уголке. В уездном милом городке.

Кругом и зелень, и песок, и мной насажен был лесок.

Там были баня и хлевы. Коровушку держали мы.

Там для сена был сенник и дров был полный дровяник.

Кругом с картофелью поля. Когда весенняя пора,

Жена моя тогда трудилась, чтобы картофель уродилась.

Картофель – чудо у нея, всегда родилась хороша»[180].

Степана Григорьевича вряд ли можно назвать богачом. Каждая копейка доставалась с большим трудом, не говоря уже о том, что сама профессия, связанная с ценами на рыбу, успешностью или неуспешностью торговли, не давала ежегодного стабильного дохода.

После беспорядков 1905 года в Торгово-Мореходном училище ввели правило выдавать стипендию только тем ученикам, имущественное положение которых подтверждалось справками из местных полицейских управлений. В справке об имуществе С. Г. Кучина говорилось: «Крестьянин Степан Григорьевич Кучин в Онеге имеет деревянный дом неприносящий дохода с надворными постройками стоящий 500 руб., где проживает со всей семьёй. Кроме того имеет с Архангельским купцом Дмитрием Антрушиным шхуну «Св. Николай» стоящую 2000 руб. по равной части на обоих, на коей он Кучин, состоит капитаном и получает с Антрушина 300 руб. за навигацию, кроме того зарабатывает в навигацию от этой шхуны при перевалке клади 100 руб., все деньги Кучин расходует на пропитание своей семьи, в коей состоит он сам 8-й, работников в семье он один, больше у Кучина никаких средств не имеется. 14 октября 1907 года»[181].

Отца и сына связывали особые отношения. По сути, они мало были вместе. Отец 8–9 месяцев был вне дома. Саша с начала учебы в Онежском городском училище приезжал домой только на рождественские каникулы. Но были письма. К сожалению, сохранилось их очень мало, но они передают ту доверительную атмосферу, которая была между ними. Отец всегда поддерживал, а иногда и «прикрывал» сына. Были у них и размолвки, которые оба тяжело переживали.

Первая крупная ссора произошла осенью 1906 года, когда Александра чуть не исключили из училища. Отец, по всей вероятности, знал, чем занимался Саша в Вардё, тем не менее он представил справку в училище, что тот закупал рыбу для купца Д. Г. Антрушина, который, напомню, был партнёром С. Г. Кучина. Отец не одобрял революционной деятельности сына, похоже, что и у него в тот год дела были не слишком хороши. Отголосок той ссоры в уже цитированном письме к partifalle – товарищу по борьбе: «С отцом перепалка. Денег нет. Одно время собирался уходить из училища»[182].

Саша пытался объясниться с отцом. Вероятно, к этому периоду относится письмо, от которого сохранился лишь отрывок. «Люди, для которых старый век был хорош, не принимают нового. Но разве можно остановить реку, когда она уже расширилась. Взять Бельгию, Голландию, даже Норвегию – они могут мирным путём достигнуть того, что нам приходится брать с боем. Главным и первым препятствием является самодержавие, и на него обрушивается рабочий класс и крестьянство; вместе с высшими классами; последние не преследуют конечную цель движения, а добиваются только свободы буржуазной, как во Франции»[183].

Отец не одобрял его плаваний на опасные норвежские зверобойные промыслы и волновался за него. Не по душе ему было и то, что сын занялся океанографией, но деньги на поездку в Берген Саша получил от отца. Здесь, похоже, Саша слукавил. Из его писем к Косте Белову мы знаем, что лето после окончания училища он провёл в Архангельске с Надей. На открытке он пишет сестре Анне, что уезжает в Норвегию «сегодня в 6 час.». На почтовом штемпеле «Архангельск. 31.7.09»[184]. Отец же думал, что он на зверобойке.

«В 1909 году Саша окончил Мореходное училище с золотой медалью и летом приехал в Норвегию и ходил из Тромсё на остров Ян-Майен на судне Гудмонсена капитаном, путь их был скорый. Вернувшись обратно, он побывал у меня в Люнге, но ему на месте не сиделось – он пристрастился к опасным путешествиям. Для этого он вздумал изучить океанографию. В это время, когда мне нужно было уходить в Россию, он остался в Норвегии. Он был откровенный и честный. Я его страшно любил и жалел, старался отговорить, но ничто не помогало. Он настоял на своём, чтобы ехать в Берген учиться. Прощаясь с ним, я до того был взволнован, что, когда отвалил из гавани в Архангельск, долго плакал. Я почувствовал тогда, что окончательно потерял сына»[185].

Особенно много тревог и волнений было, когда Саша отправился в экспедицию с Р. Амундсеном.

«Дорогой Саша! Я вчера получил твоё письмо. Как я рад читать твои письма, полные надежды на будущее. Дорогой мой! Когда я увижу тебя, веть за 1 ½ года много воды утекет, будем ли мы живы и здоровы; но будем льстить себя надеждой, что скоро кончится этот скучный тяжёлый промежуток времени. С одной стороны, я и рад, что ты пробиваешь себе дорогу, но эти 1 ½ года для меня тяжело звучат на душе»[186] (24 апреля 1910 года).

Он гордится сыном: «Как я рад, что из тебя выходит хороший мне помощник и что мне есть чем гордиться, а я горжусь тобой и воображаю, как нам будет хорошо вместе, как мы в состоянии будем занимать весь дом»