Александр I - [53]

.

На встрече с Томасом Кларксоном, английским квакером, который боролся с работорговлей, Александр выразил свою приверженность миру, сказав так: «…Я уверен (положа руку на сердце), что Дух Христианства является решительным противником Войны», и вера Кларксона в то, что мир в Европе теперь гарантирован, выражалась следующими словами:

В настоящее время он не видел в Европе ничего, что с годами могло бы стать источником войны… Он повсюду, сколько мог, искал причины для войны, но не мог найти ни одной. Его намерениям соответствовало то, что разные монархи были теперь достаточно хорошо знакомы друг с другом, чтобы назначать собрания между собой каждые три года, во время которых они могли бы обсуждать дела Европы в целом с целью предотвращения будущих войн, и он надеялся, что если его план будет принят, то желаемый эффект будет достигнут^[177].

Восстания и конгрессы начала 20-х годов XIX века

В течение двух лет самоуверенность Александра самым печальным образом была развеяна. В марте 1819 года Август Коцебу, немецкий драматург, чьими работами Александр восхищался и который долгое время трудился во благо русской интеллигенции, был убит студентом в Мангейме. Меттерних использовал это как предлог для введения летом того же года репрессивного Карлсбадского декрета, целью которого было искоренение того, что рассматривалось как упадок в немецких университетах, и усиление цензуры в прессе. Карлсбадские меры в то же время призваны были противостоять влиянию Александра как самозванного защитника конституций в германских государствах, основанных в 1815 году. Первая половина 20-х годов была знаменательна вспыхнувшими восстаниями на Пиренейском и Апеннинском полуостровах. В марте король Испании Фердинанд VII был вынужден восстановить либеральную конституцию 1812 года. В июле восстание разразилось в Неаполе, особо обеспокоив Меттерниха, так как оно угрожало итальянским провинциям Австрии и ее господствующему положению на полуострове, приобретенному в 1815 году.

Меттерних в Экс-ля-Шапели уже предупреждал Александра об угрозе революций. Теперь он стремился извлечь пользу из возвышенных заявлений царя о единстве интересов великих держав, сделанных в 1818 году, обратившись к этому содружеству для поддержки в подавлении революций. Хотя в 1815 году Австрия опиралась на поддержку Британии в противодействии русскому влиянию, но теперь, когда Кестльри ясно дал понять, что Британия не собирается позволять использовать Четверной союз для подавления революций, Меттерних был вынужден обратиться за помощью к России. Хотя Меттерних мог бы воззвать непосредственно к принципам Александра по поводу совместной деятельности великих держав, в его намерения входило манипулирование чувствами, выраженными царем в Экс-ля-Шапели, в двух важных направлениях. Во-первых, ему необходимо было утвердить не принцип совместной деятельности великих держав против маленьких государств, а общего одобрения односторонних действий Австрии в тех областях, которые представляли для нее угрозу. Во-вторых, нужно было убедить Александра (который публично одобрял умеренные конституции, по крайней мере вне России), что подобные конституционные уступки, особенно в Неаполе, сами по себе являлись гибельными и угрожали порядку в Европе. Короче, Александр должен был понять, что Европа стоит перед лицом революционной угрозы, и Меттерних лично предпринял энергичную попытку убедить царя в этом.

К тому времени Александр с большей восприимчивостью относился к аргументам Меттерниха. Он был шокирован убийством Коцебу и начал подозревать, что источником революционных идей снова является Франция. В результате его дружеское отношение к этой стране, так же, как и вера в то, что французская «мудрая конституция» гарантирует стабильность, уменьшились. Французский посол Огюст де ля Феррон заметил, что события за границей после февраля 1820 года (т. е. до введения конституции в Испании и Неаполе) вызвали перемену в настроениях Александра. В результате поуменьшилось намерение царя ввести конституцию в России, выраженное при открытии польского сейма:

…то, что случилось в Германии, вечные волнения, которые имели место во Франции, чрезмерные злоупотребления свободой прессы — все это послужило причиной перемены его взглядов относительно либеральных идей и убедило императора полностью отменить все проекты, представленные ему, для воплощения в жизнь которых требовалось ограничение его власти^[178].

Растущее разочарование Александра в конституционном правлении усугубилось поведением депутатов во время второго польского Сейма, созванного в сентябре 1820 года. Депутаты, особенно братья Немоёвские, вовсе не собираясь благодарить Александра за дарованную им конституцию, осмелились критиковать правительство в присутствии царя. Сейм опрометчиво отменил правительственные предложения расширить прерогативы общественного обвинителя, назначил закрытое слушание в суде, а также ввел Устав Сената. Немоёвские особенно нападали на то, что они считали неконституционным поведением правительства. Когда Новосильцев недвусмысленно представил позицию Александра в отношении конституции резкими словами: «Имейте в виду, господа, что вам как даровали конституцию, так могут и отобрать ее», В. Немоёвский ответил: «Тогда мы станем революционерами». Слова царя не увеличивали любви поляков к нему. Его речь, которая закрыла это бурное собрание, по своему тону очень отличалась от его обращения в 1818 году и содержала явную угрозу правительству, обязанному пресекать революционные беспорядки. Он сказал депутатам: