Александр Дейнека - [121]

«Да как вы снимете?!» — удивлялся водитель, никогда не скрывавший своей работы на КГБ. «Как? Создам мнение, и тут же его, это того!» — говорил Дейнека. Кстати, в конечном счете так и получилось. По воспоминаниям водителя, Фурцева часто бывала в мастерской у Александра Александровича на улице Горького. «Даже было так, что мы ехали вместе, а следом „чайка“ пустая ехала, а она ехала в нашей машине. Сказать, что они были в близких отношениях, я не скажу, потому что не то, что „не скажу“, а не знаю. Вот так», — признавался Галайко в интервью сотруднице Картинной галереи имени Дейнеки в Курске Марине Тарасовой. По всей видимости, Дейнеке удалось добиться симпатии власти на склоне жизни, став одним из фаворитов Екатерины Фурцевой. Мы никогда не узнаем, какими точно были у них отношения, но одно можно предположить с большой долей уверенности: и тот и другая были большими любителями заглянуть в рюмку. И это их, конечно, сближало.

По воспоминаниям водителя, Дейнека иногда разговаривал по телефону с Хрущевым: «Он не ему именно звонил, а позвонит секретарям, а потом его соединяли с Хрущевым», но о содержании бесед ему ничего известно не было. По всей вероятности, Дейнека обсуждал с Хрущевым оформление Кремлевского дворца съездов, где по эскизам мастера были созданы мозаичные гербы союзных республик СССР. Их можно увидеть и сегодня. Вот что писала об этой работе Екатерина Сергеевна Зернова: «Иные художники громоздили в эскизах многофигурные композиции, а он просто предложил гербы, соединив их развевающимися лентами, входившими в рисунок каждого герба. Получился непрерывный фриз и четкое членение. Очень красиво сочеталось розовое с золотом»[227].

Об этой работе Дейнеки вспоминают довольно редко, поскольку нет больше союзных республик, как нет и Советского Союза. В центре, при входе в зал заседаний Кремлевского дворца на потолочном торце в технике флорентийской мозаики исполнен герб РСФСР на фоне четырех красных знамен, а справа и слева на фоне двух развевающихся знамен — гербы союзных республик, которые теперь превратились в новые независимые государства. Здесь и герб Армянской ССР с горой Арарат, и герб Латвийской ССР с морскими волнами. Золотые мозаики остаются памятником несуществующей больше стране. Будем надеяться, что их не постигнет судьба многих других замечательных мозаик, которые скалывают в наши дни.

Дейнека не любил участвовать в заседаниях, где произносили бесконечные речи искусствоведы и коллеги по цеху. Но иногда он вставлял, что называется, дельное замечание. Например, однажды во время осмотра Всесоюзной выставки советского искусства зашел разговор с членами правительства о строительстве нового здания Третьяковской галереи. Дейнека поначалу помалкивал, а потом заметил: «Зачем же нам строить для Третьяковской галереи? Галерея хороша и так. Нам надо построить здание для музея советского искусства. У нас больше половины приобретенных работ десятилетиями валяется в запасниках. А их надо показать народу. Старые мастера отлично показаны в Третьяковке, а советским художникам отведено неправомерно мало места»[228]. Дейнека считал, что его замечание не прошло без внимания начальства — и действительно, новое здание Третьяковской галереи было почти полностью отведено под советское искусство. Сейчас там висят самые знаменитые работы и самого Дейнеки, в том числе «Оборона Петрограда», «Купающиеся девушки», «Будущие летчики».

* * *

Последнее десятилетие жизни Дейнеки состояло из странной комбинации внешних признаков признания и одновременно уколов. Художник тяжело переживал происходящее, о чем сохранилось немало воспоминаний. Это отчасти можно объяснить противоречиями того времени, когда при отходе от сталинизма одновременно происходили шаги вспять, проявлявшиеся в усилении идеологического давления на художников.

Отчасти это объяснялось сложной международной обстановкой; правление Хрущева прошло под аккомпанемент усиливающейся гонки вооружений и угроз импульсивного лидера «похоронить» Соединенные Штаты, которые никак не удавалось обогнать в экономическом соревновании. Владимир Алексеевич Галайко, работавший по совместительству сменным шофером главнокомандующего Ракетными войсками стратегического назначения, не раз вспоминал, как возил своих маршалов и генералов в Кремль из Одинцова и Власихи во время Карибского кризиса 1962 года. И о том, какие царили паника и замешательство на самом верху советского политического и военного руководства из-за реальной возможности новой войны.

Еще Владимир Алексеевич вспоминал, что попал к Дейнеке случайно, но история эта характеризует художника совершенно определенным образом. До Галайко его возил другой водитель, тоже из числа шоферов главкома ракетных войск: Владимир Исаев. Гараж Дейнеки находился в Большом Девятинском переулке, на том месте, где сейчас комплекс зданий посольства США. Исаев проявил нахальство и вылетел с работы. Володя Галайко примерно так передает слова предыдущего водителя: «Знаешь, житуха была! Хороший дядька такой, Дейнека! А тут нас человек предал один — и всё, я погорел». «Оказывается, Исаев привез Дейнеку домой, — продолжает Галайко, — а сам взял своего приятеля, девчонок и поехали к Дейнеке на дачу. А дачный сторож, Сергей Иванович, взял и позвонил Дейнеке, что вот так и так, мол, шофер приехал с девчонками на вашей же машине к вам на дачу. Он и дряхлый был, а набрать номер — набрал. А Дейнека, понятное дело, разозлился. Кончилось дело тем, что Дейнека вызвал водителя, чтобы он за ним приехал. Они вместе отправились в гараж, где Дейнека приказал водителю поставить туда машину и отобрал у него ключи, а потом заявил: „Вон отсюда, негодник! Я тебя жалел, а ты на мою дачу поехал без спроса!“». На следующий день Исаев рассказал Галайко, что` произошло, и сообщил, что с его работой у художника всё кончено.