Александр Абдулов - [10]
Причем еще все смотрели на наш чемодан, который мы не могли ни бросить, ни оставить. Мы так и ходили с ним, передавая его из рук в руки, — огромный пустой чемодан, в нем не было ничего. На каком-то шестом отеле Саша сказал: «Знаешь что? Я завтра сам найду твою Сидорову». Я говорю: «Почему „мою“ Сидорову? Она просто у меня снималась. Это ничья Сидорова». А Саша говорит: «Вот я найду ничью Сидорову и сделаю из нее просто Сидорову козу! Понимаешь, Сидорову козу! Бросаем чемодан!» Я оторопел: «Саш, это же безумие. Ну хорошо. От Пала Зилери мы вряд ли получим на всю оставшуюся жизнь, но, может, мы завтра купим сыру или шляпу, мы положим шляпу с сыром в чемодан и нормально, как люди, поедем домой». Он только и ответил: «Я носить чемодан не буду».
Короче говоря, мы нашли гостиницу. Я знаю одно золотое место в Париже, напротив Роттердама, где трехзвездочные и даже есть однозвездочные гостиницы, вообще за бесплатно. Гениальные гостиницы, просто гениальные отели. И мы там сняли с ним двойной номер, окнами выходящий на Роттердам, поехали вечером в хороший ресторан, заказали опять водки, разлили опять по рюмочкам, и Саша сказал: «Конечно, стыдно было его искать, стыдно. Но рюмочку выпьешь, и не стыдно». Мы выпили по рюмочке, а назавтра прилетели в свою хивару на набережной Круазетт. Зашли в хибару, жарко было, мы разделись с ним до трусов, в это время пришел мой сын Митя и говорит: «Какие вы красивые». Я говорю: «Сань, давай снимемся. Это будет наш привет Палу Зилери, который должен был нас одеть до конца твоих и моих дней. Но пока получилось то, что получилось». И вот мы снялись и даже не забыли Пала Зилери. Переворачиваем — и вот он, Пал Зилери. Переворачиваем — и вот мы, раздетые до конца своих дней.
Мы так привыкли друг к другу, что я с большим трудом представлял себе, как это я буду снимать какую-нибудь картину без Саши. А Саша вообще не представлял себе, что я какую-нибудь картину начну снимать без него. Не потому, что мы как бы поклялись, как Огарев с Герценом поклялись друг другу на Воробьевых горах, свое художественное творчество посвящать друг другу, пока не лопнем. Ничего такого не было. Никаких клятв не было, была реальная жизнь, нормальная жизнь. И в этой реальной нормальной жизни мы привыкли к тому, что время от времени должны что-нибудь вместе делать. Просто привыкли, на бытовом уровне.
Однажды мы ехали с ним на его автомобиле «Москвич». Представляете себе, у Саши был автомобиль «Москвич»! Вот мы ехали на его «Москвиче» в город Суздаль, где нас ждал, — о боже! — Ричард Гир. Была такая история, что меня не было в Москве, мы созванивались с Ричардом о том, что Ричард приедет в Суздаль, потом мы приедем и там, гуляя по Суздалю, изучая древнерусскую равнинность, ужасные холода и метели, будем раздумывать о будущем и вообще о лучшей жизни. И мы поехали с Сашей на «Москвиче» на встречу с Ричардом Тиром и Синди Кроуфорд. Мела метель, и Саша говорит:
— Ты чего делать-то будешь? Ты чего сидишь, ничего не делаешь?
— Ты знаешь, я написал хороший сценарий, я буду его снимать.
— О, как? Сценарий?
— Да.
— А как называется?
— «Дом под звездным небом».
— Ну замечательно! Ну давай! Рассказывай! Так! Угу! Да-да! Ага!..
А время все идет, и мы все едем. А я ему рассказываю, рассказываю… И чем ближе был рассказ к концу, тем молчаливее становился Саша. И когда я дошел до конца и сказал: «И тут они улетели на стратостате, заиграла Борина музыка, и флейта, и они побросали пулеметы». Саша это все печально так слушал и ничего не говорил. Пауза. Я говорю: «Саш, ну и что ты молчишь-то? Как тебе все это дело?» Он говорит: «Все это неплохо. Только абсолютно не ясно, что я там играть буду». А я как-то не подумал про это дело и ответил: «Саш, мне тоже не ясно, потому что я как-то даже не задумывался над твоей ролью». «Мда…» — сказал Саша. И ужасно исчезло это вот «Так! Угу! Да-да! Ага!..»
Все исчезло… Как бы полная незаинтересованность. И вдруг он говорит:
— Слушай, а там вначале кто-то бак приносит.
— Да, сантехник. Сосед-сантехник украл бак от стратегического бомбардировщика и ему приносит для душа.
Дом под звездным небом
— Слушай, ну замечательная штука! Давай я ее у тебя сыграю.
— Саш, ты что, обалдел? Ты вообще народный артист всех стран и народов, сейчас будешь играть сантехника? Эпизод, который будет длиться какие-то пятнадцать секунд.
— Какое твое дело? Пятнадцать секунд, двадцать минут. Я тебя прошу, дай мне сыграть этого сантехника. Могу я сыграть у тебя сантехника?
— Конечно, Саш, можешь. Ничего, кроме чувства благодарности у меня к тебе не будет.
— О'кей, — сказал Саша.
Дальше мы погуляли с Ричардом Гиром, затем вернулись назад, потом пришел день съемки про сантехника, снимали за городом. Час — Саши нет. Два — Саши нет. «А где Саша?» — «Саша в костюмерной, уже полкостюмерной перемерил, костюм себе примеряет». Через два с половиной часа приезжает Саша. «Извините…» Стоит Михаил Александрович Ульянов. «Извините Михаил Александрович…» Стояло нечто такое, что я себе представить не мог. И дальше Саша блистательно играет с Михаилом Александровичем эту сцену. Все аплодируют, я целую Сашу, все хорошо. Он говорит:
