Альдабра. Черепаха, которая любила Шекспира - [27]

— Скорее, скорее. Не останавливайся! — кричала я. Понимает ли она меня? Можно ли считать это странное существо, проспавшее несколько недель кряду, моей бабушкой Эей?

Как бы то ни было, она двигалась вперед, и наконец мы выбрались наружу.

Но куда идти дальше? Лучше всего ей было бы в доме, но в последнее время бабушке требовалась целая вечность, чтобы забраться на крыльцо, а сейчас она еще и в полусне.

Да и потом, на второй этаж ей не забраться, а первый этаж может затопить наводнение.

Мы двинулись на лужайку. Поросший изумрудно-зеленой травой холмик возвышался на добрых три метра. Вряд ли вода сюда доберется. Да и лучшего места все равно не найти. Лужайка превратилась в болото. Барахтаясь, я подталкивала бабушку к самой вершине холма. Казалось, черепаха понимает, что я делаю.

На вершине было сухо. Совсем выбившись из сил, я упала на свежую, чуть влажную траву.

— Бабушка, не засыпай опять. Скажи мне что-нибудь, умоляю!

Черепаха повернула ко мне свою головку. Казалось, она улыбается. Бабушка фыркнула.

— Спасибо, Элиза, ты спасла мне жизнь, — послышалось мне.

Только у меня отлегло от сердца и я вздохнула с облегчением, как из дома послышался какой-то шум. Я подняла голову и различила какое-то движение за распахнутой дверью. Кто-то следил за нами из дома!

Уверена, что я видела какую-то тень.

— Кто тут? — крикнула я.

Бабушка Эя рядом со мной фыркнула, вытягивая шею.

И вот тень выскользнула из-за двери. Она шла к нам, поднимая резиновыми сапогами высокие брызги. Вода доходила до колена, почти касаясь края сапог, и замедляла движения.

— Мама… — прошептала я и встала как вкопанная, тупо глядя, как она приближается походкой аиста: ноги приходилось поднимать все выше, чтобы преодолеть сопротивление воды, залившей лужайку. По мере того как мама приближалась, на ее лице застывало выражение такого изумления, такого ошеломленного удивления, что я не смогла удержаться от смеха.

Глава тринадцатая

Она остановилась в метре от нас и с ужасом уставилась на меня, старательно избегая взглядом гигантскую черепаху.

— Я не могу найти бабушку Эю, — едва слышно прошептала она. — Дома ее нет.

Я перестала смеяться.

— Почему ты здесь? — спросила я, вдруг осознав, что мама пришла искать бабушку, нарушив запрет.

Ответа я не ждала. Скорее, возмущенных вопросов о моем странном друге. Было заметно, что мама взволнована. Но она продолжала упорно не замечать черепаху, будто та была невидима.

— Ты умчалась как одержимая. Я не могла сразу пойти за тобой: надо было срочно спасать от наводнения газеты. Когда ты удрала, я так и подумала, что ты побежала к бабушке, и, покончив с газетами, решила тебя догнать. В доме бабушку я не нашла. Пойми меня, Элиза, я очень скучаю по своей маме. Знаю, она не хочет меня видеть, но дай мне всего секундочку. Я поздравлю ее с Рождеством и сразу уйду. Где она? Скажи честно: она спряталась, когда увидела меня?

Я попыталась рассуждать здраво. Сейчас не самый подходящий момент для того, чтобы рассказывать маме историю про черепаху. Поэтому я стояла как истукан и глупо улыбалась. Может, черепаха действительно невидима для всех, кроме меня.

Бабушка Эя, как обычно, громко фыркнула и зашевелилась. Мама, будто против воли, отвела от меня глаза и взглянула на черепаху.

— Об этом поговорим дома, — начала было она строго. Но тут же обескураженно замолчала. Теперь на ее лице было написано почтительное изумление.

— Какая огромная! Просто гигантская! Что-то в ней есть знакомое… Будто я уже ее где-то видела. Элиза, почему ты врала мне? Ты же клялась и божилась, что выдумала ее. Зачем?

Я промолчала.

— Она смотрит на меня, как будто… Где ты ее нашла?

Бабушка Эя пристально смотрела на маму. Ее глаза необычно блестели — прямо по-человечески. На минуту воцарилась тишина. Потом черепаха подняла левую лапу и величественно коснулась своей головы. Она так и замерла — с лапой на голове, глядя на маму. Словно в трансе, мама шагнула к черепахе и присела — так что ее лицо оказалось на уровне бабушкиной головки. И тут черепаха широко зевнула.

— О господи! — вырвалось у мамы. — О господи! Нет! Этот запах…

Я поняла, что она почувствовала аромат плюмерии и пряностей, и одновременно подумала, что черепаха зевает не просто так. Это был знак того, что бабушка буквально умирает с голоду. Еще бы: она не ела много неделей кряду!

Что же ей предложить? В огороде должна была еще остаться капуста.

— Мам, я пойду поищу ей чего-нибудь поесть. Сейчас вернусь.

Мама, казалось, меня не слышала, но черепаха явно была довольна. А еще в ее темных глазках я заметила крупные слезы.

Барахтаясь по щиколотку в воде, я побежала с холма вниз на поиски капусты и морковки. Я поспешно выдергивала полузатонувшую морковку с комьями вязкой земли, прилипшей к корням. Капуста была немного пожелтевшая, а морковка наполовину гнилая. Но выбирать было не из чего.

Через три минуты я уже вернулась.

Ни мама, ни бабушка не сдвинулись с места, но что-то изменилось. Мне показалось, что они стоят еще ближе и даже касаются друг друга. Дотронувшись до прохладной черепашьей кожи, мама задрожала.

Я положила на землю корм, но они этого даже не заметили. Обе что-то невнятно бормотали. Потом мама добавила к бессвязным звукам несколько слов. Это были оборванные восклицания. Я с трудом могла разобрать их. Вдруг они стали более связными — поток коротких фраз.