Alabama Song - [6]

Шрифт
Интервал

Я боялась за него, приехавшего с севера, из края Великих озер и холода, в изнуряющую и влажную жару: пребывание в Алабаме заставило невероятным образом страдать многих людей, выходцев из северных штатов и со Среднего Запада. Но я ошибалась. Скотт никогда не жаловался на нашу жару, не возмущался и не потел.

«Все мужчины сходят с ума, давая волю своим физиологическим потребностям и животному магнетизму», — предупредили меня отец-судья и отец священник. («Глупцы», — мрачно заметила на это тетушка Джулия, затягивая мой корсаж еще сильнее, а уж моя старая няня знавала мужей-ловеласов и грубиянов.) Был ли этот лейтенант человеком или же сгустком обаяния? Держат ли мужчины свое слово? Действительно ли можно рассчитывать на них, строя планы на будущее? Он поклялся стать известным в течение полугода и вернуться в Монтгомери набитым долларами. Но его первый роман не хочет брать ни один издатель. Скотт назвал его «Романтичный эготист» — название, труднопроизносимое даже для нас, двадцатилетних. Разумеется, он не обращает внимания на мои замечания: для него имеют значения лишь восторженные комплименты Уинстона и Бишопа, его соседей по комнате в Принстоне. Они тоже лелеют надежду стать сочинителями. Почему они все, эти молодые люди, так страстно хотят быть писателями? Почему им так хочется стать богатыми и знаменитыми?

Завтра, если я не получу от Скотта никакого письма — не важно, будет оно написано литературным языком или нет, — где будет ясно сказано: «Я женюсь на тебе» и обозначена дата свадьбы, — я разорву помолвку. Его отсутствие и множество противоречивых посланий, приходящих от него, вот-вот исчерпают мое терпение.

Малыш, ты знаешь, я думаю о тебе.

Я работаю как проклятый, чтобы ты могла мною гордиться, чтобы ты, наконец, меня захотела. Каждый день я строчу жалкие рекламные слоганы и совершенно счастлив, когда хотя бы один из них берут, а по ночам продолжаю сочинять роман и пишу рассказы для газет. В течение этих шести месяцев, Малыш, я получил столько невозможных отказов, что, когда пришпилил их веером, они заняли три из четырех стен моей комнаты. Я не преувеличиваю, я не выпил, я всего лишь стремлюсь выполнить данное тебе обещание. Письма с отказами на самом деле приходят ко мне сотнями. Но я верю в счастливую судьбу. Я сяду на поезд до Монтгомери только в тот день, когда смогу взять с собой, чтобы показать тебе, печатное доказательство моего преступления. Надеюсь, все изменится к лучшему, мы увидимся, и тогда ты поймешь, как сильно я в тебе нуждаюсь.

Твой Фиц

Дорогой Гуфо, право, я не стою таких страданий ради меня. Я расторгаю помолвку. У меня сейчас три поклонника, и один из этих троих обещает жениться на мне, увезти меня туда, куда я захочу. Если я пожелаю, это случится уже завтра.

Мадам Икс

Перестань лгать хотя бы самой себе, Зельда Сейр! «Я расторгаю» — ну просто какое-то армейское выражение. Это всего лишь интермедия, пауза, антракт. Увидишь, я приеду за тобой. Мне было бы безразлично, если бы ты умерла, но я не вынесу, если ты выйдешь замуж за другого. Особенно за этого папенькиного сынка Селлерса-младшего.

От твоей сестры я знаю, что он высокий, сильный и у него есть эта звериная ловкость, которая так нравится женщинам. Я хорошо представляю, как он богат, ведь у него — весь хлопок его папаши! Вы занимаетесь с ним любовью на заднем сиденье автомобиля, не правда ли? Это так оригинально! Так достойно!

Когда я стану известным — а я стану им уже скоро, — он останется для тебя всего лишь пустым воспоминанием.

Любящий тебя негодяй (право, большего ты не стоишь).


P. S. Ты так здорово брыкалась и жаловалась в первый раз, когда мы делали это, что, поскольку актриса ты плохая и очень наивна, я сразу понял: ты досталась мне не девственницей.

* * *

В течение следующих шести дней я не получила от Скотта ни строчки.

«Про него говорят, что этот человек не потеет и, может быть, — продолжала я размышлять, повинуясь своему усиливающемуся беспокойству, — что он даже не плачет».

Меня выбрали Королевой Года сразу в трех кампусах: Алабамского университета, университетов Джорджии и Сьюани. Предыдущие два года этот факт невероятным образом возбуждал меня и льстил мне. А что сегодня? Гм… Не успела я получить королевские почести от студентов кампуса Сьюани, как Джон Дизайре Диборн захотел проводить меня. Мы остановились на по-вороте Флиртующих. Он робок и боязлив: пожелав поцеловать меня, парень наткнулся лишь на мое левое ухо.

— Пожалуйста, если тебя это устраивает, — сказала я. — А ты ничего. Но не веди себя как другие.

Джон внезапно побледнел, мускулы его лица окаменели.

— Ты ведь ждешь его, не так ли? Ждешь возвращения янки? Писателя из твоих грез, который, возможно, только там и станет писателем.

— Да, жду. Да, я устала ждать. Я больше не хочу влачить свое существование в этом липком воздухе. Я задыхаюсь, эта вечная влажность… Пыль, прилипающая к коже… Знаешь ли ты, что у меня случаются приступы астмы, что здешний воздух абсолютно мне не подходит?

— Выходи за меня. В медовый месяц я увезу тебя в край вечных льдов, и одетый в меховую шубу колдун навсегда вылечит твою астму.


Рекомендуем почитать
Дорога в бесконечность

Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.


Божья Матерь в кровавых снегах

Роман повествует о малоизвестном трагическом событии подавлении Казымского восстания, произошедшем через семнадцать лет после установления Советской власти (1933–1934 гг.), когда остяки восстали против произвола красных.


Кафе утраченной молодости

Новый роман одного из самых читаемых французских писателей приглашает нас заглянуть в парижское кафе утраченной молодости, в маленький неопределенный мирок потерянных символов прошлого — «точек пересечения», «нейтральных зон» и «вечного возвращения».