Аль-Баррак - [4]

И пены нет, – и пена лед…

Все на часах размеренно прольется.

5

Где же мои родственники и где же буйвол мой?

Где все мое? – Опять воспоминанье?

Нет больше сил, хочу скорей домой,

В улыбку Чеча я под морщины няни.

Ведь лишний день – преградных стен броня

Ах, лейся, мутная Кубань, ах, лейся ленью

Я двадцать лет на дно твое ронял

Зрачков моих кремневые каменья.

Я двадцать лет…

Но нет,

Не буду, нет,

Трясти повторы облегченной рысью.

Весь мир летит. – Ещо сопит самум.

А чем я жил, живет в моих стихах

До корня пня, до пневой лысины,

До первой радости и до печали первой.

Быть может, все это не надо никому,

Быть может, все стихи мои

Случайностью написаны?

Но нет,

Конечно нет: –

Это страх,

Это бред

Это… дрогнули вербы.

Не мог же стоязыкий я таить

То, что вынашивалось молча двадцать лет.

6

Текут часы – янтарный тает сок:

Я знаю, что мне жить совсем не много.

Ах, лейся, лейся в трубочках песок,

Ах, бейся, бейся, пламенный висок,

Залей чернилами следы моей дороги.

НОЧЬ ТРЕТЬЯ

7

И все-таки не избежать оглядок –

В затылке мукой высверлится глаз:

Тень моих братьев на Октябрь легла –

Оглядку выжмуришь – другая рядом.

И не поймешь, не разберешься сразу,

И не уловишь выплыва кругов;

Как будто тот же, но всегда другой

За кругом крут.

И так случайно, и так неждано вдруг…

Я ворожу затейную игру –

Дуть на узлы, чтоб тишину не сглазить.

О, пять узлов, – о пять октябрьских лет,

Не развязать вас, не разрубить я силюсь…

А предо мной на письменном столе

Два всадника разноздренкой России.

И как смолчать, как в небо взвыть руками,

Как уложить в морщины боль свою?

Один сошел с ума, другой убит в бою –

Два Красных Ордена остались мне на память.

Что память?

Часы текут. И тает

Янтарный сок – моя любовь и страсть.

И пылкая надежда и немая –

Дымок синеющий потухшего костра.

Что память?

8

О милые, о дорогие братья,

О, два портрета с чорною каймой.

Проклятье всем, живущим всем проклятье

В те дни распахивал навзрыдный шопот мой.

Но все смиряется, и утихает все,

Как после ливня в дождевом накрапе.

И Революция устало лижет лапу.

Смирился я, скипела месть и злоба.

Лишь память сукровице мне сквозь ночь несет

Два Красных Ордена, два Красных Гроба.

9

Идут… идут…

За днями дни идут,

Идут горбатые, идут безгорбые,

Верблюды белые идут… идут… идут…

И только след, безмолвием надорванный,

Покорно стелется на новую беду.

Кто крикнет – стой? Кто караван удержит?

Погонщик кто?… О, наш всезнайский век!

Нет, не придумать ни рычагов, ни стержней,

Ни стрелок электрических в ответ.

Вчера порыв, сегодня равнодушье.

Да, все смиряется и утихает все,

Смывая даль, верблюжья поступь глуше,

И глуше шаг раззыбленный трясет.

10

Чего я жду? Потек на каждом слове.

Какой рассвет мне окна застеклит? –

Текут часы. Две ночи протекли,

И третья ночь течет чернильной кровью.

Порой вгляжусь – и ничего не вижу,

Прислушаюсь – не слышу ничего.

Лишь тишина на стенах тени лижет,

И сердце хохлятся под холодком тревог.

11

Есть в правде ложь, святая и лучистая.

Есть в муках сладость,

А в утрате что же?

Калитка с ангелом обещанного Сада?

О, ложь лучистая,

Святая ложь.

Есть правда в лжи, я эту правду выстрадал,

Я эту правду должен приберечь.

12

Пора бы лечь.

Уже рассвет с надворья

Запел в пробуд моторным петухом.

Трамвай – сапун железный шов свой порет,

С извозчиками сонный дворник спорит,

И кто то прокопытился верхом.

Смотрю в окно. И мысль моя слетела

С поэмы. Будто я совсем другой.

Я строки новые впервые и несмело

Пытаюсь вывести нетвердою рукой.

Спешит портфель, припрыжку тешат ранцы,

Корзины шлекдают по мокрой мостовой,

Ведет коня мордастый вестовой

Какому нибудь лейтенанту Ганцу.

И все живет, во всем печаль и радость,

Все за окном такие же, как я…

О, будни милые,

Мне ничего не надо –

Я только жить хочу,

Вот так, чтоб сердце билось,

Чтоб утру этому и для меня сиять,

Чтоб в жилах разливалась сила,

Чтоб был© да, и нет, и очень, и ничуть,

Чтоб, как для всех, так для меня.

Мне ничего не надо,

Будни милые,

Я только жить, я только жить хочу.

13

Текут часы – янтарный тает сок…

Ах, пусть текут, пусть сок янтарный тает,

Стучись и бейся пламенный висок:

Есть правда в лжи – я эту правду знаю.

Берлин 1922

Васильковый марш

Поэма победного затишья

Маяковский – пора бы учуять эпоху

1

Что-то мне не спится и не дремлется,

До дыр продуманы все думы.

Эх!..

Вертись затылок – ветряная мельница:

Подула песнь,

И эта песнь для всех,

Для никого,

Для песни,

И для тех,

Кто скис иод усталью раздавленных зевот,

Кто все миры на мускуле разнял,

Для всех, для всех,

И для меня.

О, сколько солнц купаются в росе:

Я раздробился, расплескался весь –

Пою не я,

Не я иду:

Мы.

Все.

Вместе.

2

Новый марш затаенного ритма,

Тише, тише оброните шаг.

Так ползет после битв на молитву,

Костыли подпирая, душа.

Загорелись поля васильками.

Разогрела касатка гнездо,

Ах, не тревожьте память,

Не разрывайте вздох.

Стон не вернет потерю,

Слезы не смоют кровь –

Только бы верить, верить,

И запушится любовь.

Всем понятная, всем родная,

Голубая, святая тишь,

На васильках ты таешь,

На васильках молчишь.

И не бывает громче

Этих немых побед.

Если и голубь и кобчик –

Соседу любимый сосед.

Тише, тише – наш ритм затаенный –

Это инеем каплет с крыш,

Мы идем, мы идем, миллионы,

Наш

Марш –

Тишь.

3

Потому то мне восторженно не спится –

Я влюблен, я не могу уснуть: