Аквариум - [39]

— Ты таращилась на меня во все глаза, — произнес он прежде, чем я успела открыть рот.

Я стала уверять француза, что смотрела не только на него, а на всех танцоров, как и остальные зрители, которые именно затем туда пришли, и вообще, ведь больше некуда было смотреть, кроме как на сцену. Но он улыбнулся своей самоуверенной улыбкой, энергично потряс головой и повторил:

— Ты таращилась на меня во все глаза, — выделив голосом „ты“ и „меня“.

— Я пишу статью, — сказала я гораздо менее равнодушно, чем собиралась, — для немецкого журнала.

Калим широко улыбнулся и кивнул. Будто только этого и ждал. И все заранее спланировал — что я случайно увижу его на сцене, а потом напишу статью для провинциального журнала. И сейчас произношу именно те слова, на которые он рассчитывал. Я была совершенно сбита с толку. Он одержал верх. И вдруг я поняла, что мне это нравится. Калим мог бы сказать, мол, раздевайся или встань на голову, пой про Ганса и Гретель или пукай в такт. Я бы все сделала. К счастью, в палату привезли отца, и мы сменили тему.

На самом деле не тему, а только манеру поведения (с его лица исчезло выражение „я прекрасно знаю, что ты чувствуешь“), тема осталась прежней — я рассказала отцу, что Калим танцует в театре, и очень хорошо, на мой взгляд, танцует, я видела его в театре и собираюсь написать о его труппе.

Потом, когда француз вышел, отец сказал: „Раз он танцует, значит, он гомик“, и я не стала спорить. Он был измучен обследованием и еще находился под воздействием успокоительных средств. И потом, не исключено, что отец прав: большинство танцоров действительно гомосексуалисты».

Я так громко захохотал, читая фразу про стойку на голове, что мне снова пришлось прервать чтение. Я переместился в чат и написал: «Согласись, пукать в такт ты бы все же не стала. Пожалуйста, напиши, что солгала, просто захотела меня рассмешить».

Джун. Почти правда. Здорово, что ты посмеялся, но я и в самом деле сделала бы это. Если бы, конечно, смогла. По-моему, обычные люди этого не умеют. Разве что артисты.

Барри. Есть такой фильм: маленький мальчик утверждает, что может пропукать «The Star Spangled Banner».[36] И даже получает четверть доллара в качестве задатка, но результат все равно больше похож на шум двигателя.

Джун. Да. Я тоже видела этот фильм. Только, кажется, мальчик должен был пропукать что-то из «Кармен». Не гимн.

Барри. Ладно, читаю дальше. Не терпится узнать, чем все закончится. Даже если мне, как говорили прежде, на сердце ляжет камень.

Джун. Так и теперь говорят.

Барри. Только в насмешку.

Джун. Ладно, я жду. Только старайся поточнее подбирать слова.

Барри. Постараюсь. По возможности.

Джун. Ну, читай дальше.

«…В тот же вечер я посмотрела спектакль еще раз и договорилась с труппой и хореографом об интервью. Условились встретиться на следующий день в баре на Коламбус-серкл. Они обещали принести с собой фотографии. Потом мы расстались. За девушкой, ее звали Клэр, заехала подруга, а трое мужчин вместе пошли к метро.

Боюсь, ты догадался, какое меня преследовало желание. Причем на этот раз дотерпеть до дома я не смогла: остановила такси, села позади водителя, попросила его ехать кружным путем, а сама, продолжая заинтересованно смотреть в окно, засунула руку под платье и сделала то, чего мне хотелось. Прежде чем кончить, я опустила стекло (машина была старая) и подставила лицо ночному воздуху. Было начало марта, одна из первых теплых ночей.

Наверное, таксист удивился, получив на чай десять долларов. Но мне такая такса показалась оправданной — ведь я-то посетила передвижной отель с почасовой оплатой. Вернее, с поминутной.

Но безумнее всего то, что я была на сто процентов уверена: Калим знает о моем поступке сейчас, в данный момент. И наслаждается этим. И я тоже испытываю наслаждение, оттого что он знает.

Когда на следующий день в больнице француз спросил: „Как ты вчера доехала?“, я ничего не ответила. Только посмотрела ему в глаза. Он улыбнулся.

Беседа с труппой получилась живой и веселой. Кристофер, хореограф и автор спектакля, был умен и обладал хорошим чувством юмора, но вскоре я осознала, что в разговоре участвуем только мы вдвоем. Остальные перешучивались или молчали. Отточенные формулировки Кристофера отлично подходили для цитирования, фотографии оказались вполне качественными. На них танцоры выглядели свободными, спокойными и сексуальными.

Когда я выразила желание поговорить с кем-нибудь из труппы о жизни танцора в Нью-Йорке, Калим тоном, не допускающим возражений, предложил: „Со мной“.

Ожидая его, я с утра вычистила квартиру, забила холодильник шампанским, вином, пивом и водой, а вернувшись от отца, зашла в массажный кабинет. Там работали китайцы — используя какое-то странное приспособление, они массировали тело прямо через одежду. Я надеялась, что мне станет легче, но напряжение только возросло. И я с трудом держала себя в руках, пока шла домой с букетом цветов, который хотела небрежно сунуть в какую-нибудь банку и оставить на подоконнике в кухне, будто кто-то принес мне его, а у меня так и не дошли руки подыскать цветам более подходящее место.