Акулы из стали. Последний поход - [25]

– Витя, вы вообще с Игорем разговариваете когда-нибудь?

– Конечно!

– На отвлечённые темы и в трезвом уме?

– Тоже бывает!

– А ругались когда-нибудь?

– Нет, а зачем?

Не «из-за чего» или «почему», а «зачем» – это важно, и над этим стоит подумать, если вы не сразу понимаете, в чём тут разница, и не готовы так же ответить про своего друга. А Игорь с Витей до сих пор дружат и даже в ресторанах фотографируются друг с другом, а не с жёнами ну или друг с другом и с одним там «дустом», который в гости приехал.

Мне вообще, за редким исключением, всегда везло на мичманов, что облегчало мою службу неимоверно. У нас, как и у большинства подводников вообще, не было принято козырять рангами, чинами и чётким знанием уставов, но чрезвычайно ценилось умение молча сделать дело так, чтоб потом его не приходилось переделывать. И везло мне в том прежде всего, что, отдав приказание своему мичману, я мог позволить себе тут же о нём забыть, потому как если мне мой мичман не доложил о каких-то проблемах в выполнении задания, то я мог быть уверен, что он не положил на него болт, а просто забыл доложить о том, что всё сделано. Или даже было сделано ещё до того, как я сообразил, что это нужно сделать, за что я никогда не получал упрёков или насмешек за тугодумство и невнимательность.

Вот бы все технари такие были, как мой Витя из восемнадцатой дивизии или Вова из двадцать четвёртой, – как это облегчило бы жизнь в обществе, но, правда, отвёртками и ключами пришлось бы запастись в изрядном количестве! Небрежность – признак мастерства, если мастерством занимаются люди творческие, а других в технари и не берут – следят за чистотой рядов, знаете ли. Это не означает, конечно, что если вы не можете с ходу подобрать более двух рифм к слову «да» (слово «звезда» третьим не считается), то вы обязательно обладаете техническим складом ума. Но. Если при этом вы делаете какое-то дело хорошо, просто потому что вам лень его потом переделывать, то из вас наверняка выйдет хороший технарь!

Пиджак по имени Вова

Как и у любого правила на свете, у правила прилёта лейтенантов косяками тоже есть исключение. Исключение это хоть и крайне редко, но на флоте происходит, и я даже был свидетелем одного из них. Называется это явление «пиджак». Этим простым предметом из гражданского обмундирования на флоте называют студентов гражданских вузов, которые, окончив в них военные кафедры, зачем-то просятся искать своё предназначение в войсках.

И вот мы, прилетев своей стайкой в восемнадцатую дивизию, распределились в ней по экипажам и только начали впрягаться, как в неё же прибыл для дальнейшего прохождения службы (как было указано в наших предписаниях) лейтенант Вова с простой русской фамилией Габриэль.

Вова был крайне колоритным представителем семейства пиджаков: из необычайно интеллигентной семьи (папа – профессор, мама – аспирант, дедушка – академик, горничная – младший научный сотрудник, и даже кот и тот был лаборантом в НИИ); получив какое-то сугубо фундаментальное образование с избытком теоретических знаний и полным отсутствием практических навыков, начитавшись передовиц про силу и мощь ракетного флота страны, он решил, что вот именно оттуда и трубит ему рог Судьбы. Что, несомненно, удивило всех родных, близких, кота и сам рог Судьбы. Но будучи людьми интеллигентными, папа с дедушкой не стали препятствовать Вове и, стряхнув пыль со своих пухлых телефонных книг, немедленно устроили его во флот.

И первыми на флоте (не считая начальства) его увидели мы с Максом: нас тогда распределили на ТК-20, но так как её экипаж убыл в отпуск, временно прикомандировали на ТК-202, лодку глубокого отстоя. Уже в те времена казалось, что никто не помнит, когда она последний раз ходила в море, все были точно уверены, что в море она не пойдёт больше никогда, и потихоньку растаскивали её на запчасти для других кораблей.

Из экипажа на нём остались только самые стойкие и достойные люди, а именно те, которые не были годны в плавсостав, но за прошлые заслуги им разрешали дослужиться до пенсии, потому как служить на корабле отстоя – это награда почище ордена. Самыми яркими представителями были братья-близнецы Андрей Горыныч и Павел Георгиныч (комдив-раз и комдив-три соответственно) и командир трюмной группы Ржевский, которого все называли поручиком, хотя на самом деле был он капитан-лейтенантом преклонных годов. Им-то и поручено было в экипаже принимать молодое поколение, учить его жизни, премудростям службы и опекать, если что.

– Товарищи лейтенанты! Товарищи лейтенанты!

Мы с Максимом шли из дивизии на корабль и удивлённо оглянулись на догонявшего нас человека.

– Шпион? – спросил я у Макса.

– Да ну. Шпион же военный, а этот… пугало какое-то.

Мы же тогда не знали, что Вова – сын профессора и внук академика, и в их кругах, может быть, и не принято называть вслух пугалом людей, которые выглядят как пугало. Впоследствии оказалось, что так выглядит Вова всегда, а не только на первых порах: плохо стриженный, лохматый, форма висит мешком (он так и не научился подгонять её себе по размеру, и всегда казалось, что это форма не его, а чужая: может, папы или старшего брата), аристократически бледный до зелёных оттенков, сутулый и весь какой-то нескладный. Не внешне, физически, а по восприятию. Он везде и всегда казался не к месту, как кактус среди фиалок или фиалка среди кактусов. В данном случае это одно и то же.