— Нет, мой хороший, не выстраиваю. Ты у меня большой, как мир, а я — маленький, как жизнь.
Кому же оказалось по силам остановить солнечные часы? Времени? Или безвременью?
Жизнь покажет. «Время красит, безвременье старит».
Прошлое прошло. Будущее, как всегда, близится.
Потеснится ли безвременье?
Не скоро. Очень не скоро.
— Чем лучше в Москву и Петербург съездить? — спрашивает знакомый молодой скульптор Кястутис.
— Поездом. Надежнее и дешевле.
— Хочу последний раз в жизни увидеть Третьяковку и Эрмитаж, — говорит Кястутис, — и дочь свозить, а то никогда не увидит.
Время — длительность бытия, последовательность существования. Этому помешать трудно.
…Горит прощальный костёр. Кипят сырые валежины. Нехотя упали семь или девять капель дождя. Потом ещё капель пять. Упали и больше не ждут подмоги с неба.
Снежинки пепла летучего роятся над костром, разлетаются, тают.
Время за нами, время перед нами, а при нас, получается, его нет, все вышло.
Когда?
В ответ мне самая толстая валежина перегорает пополам и с кротким пепельным шелестом обваливается, сползает обеими головешками в угольный жар, будто отвечает упавшим голосом:
— Тогда.
Почему всё, что утрачиваю навсегда, я отчаянно пытаюсь оставить другим?
Когда думаешь о тьме, не забудь звёзд над собою.
Истлевающие угли, растущая пирамидка пепла превращается на глазах в подобие песочных часов.