Акука - [25]

Зубы режутся. Дёсны чешутся. Глаза светятся.

Сосновые песни

— Кто отстал?

— Скорый.

— Кто дошёл?

— Спорый.

Антон Антоныч и не отстаёт и не устаёт. Главное без оглядки — вперёед.

Как дорожка лесная укажет, так и идёт.

Куда кукушка позовёт, туда и сворачивает.

Где разговор двух сосен услышит, там остановится. Задерёт голову вверх и слушает. «Всякая сосна своему бору шумит».

Как сосны разговаривают?

Наваливается ствол на ствол после большого ветра — и начнут деревья шептаться даже от маленького ветерка. Скрипят, ворчат, даже поют.

Откуда берётся звук? Трутся стволы друг о друга, оттого и звук. С непривычки слушать песни-скрипы леса страшновато. Но любопытство сильнее.

Макушки сосен поют высокими голосами, тонко, ведь и сами тонкие. И песня их к небу ближе, высоко взлетает.

Стволы потолще и поют пониже, погуще. Густая песня к земле клонится, словно тяжелее она. Над мхами стелется.

Печально скрипят сухие стволы — сосновая сушина. Жизнь в них угасла, вот и печалятся. Далёкий скрип получается, глухой. Сушина по сушине, сушина по сушине: «би-и-ик — бо-о-ок, би-и-ик — бо-о-ок»…

Говорят, «скрипучее дерево два века стоит». Может быть, да не проверишь. Поверим на слово.

Осень открываем

Ноги Антон Антоныча тонут во мхах.

Настороженно, строго встречают мхи человека. Понять сперва хотят, что за личность пожаловала. Понравится — мягкими делаются. И пахнут, как крепкое надкусанное яблоко, или даже, как снег. Может, зря говорят: «Нет таких трав, чтобы узнать чужой нрав»?

Неторопливо шагает Антон Антоныч по мхам. Валежины, затопленные мхом, цепляет. Спотыкается, падает.

— А-я-яй! — говорит сам себе Антон Антоныч, поднимается, дальше шагает.

Я иду в сторонке, бабушка тоже. Грибы высматриваем.

Из мха еле заметно точат рога лося. Валежину напоминают. Серо-коричневые, в продольных бороздках словно в морщинах. Лось-четырёхлетка сбросил их в феврале.

Концы двух из четырёх отростков обломаны. Боевой, видно, лось. Беру рога на плечо. Тяжёлые, но «своя ноша не тянет». Четкий памятный след оставили рога на мху.

Сегодня 1 августа. Хорошие сезонные новости! Не только рога нашёл, но и боровики начались. Главные грибы август открыли. Не потеряй такой день!

А по месяцеслову август открывают «Макриды — указчики осени» (народное поверье связано с именем святой Мокрины. Ее именины 1 августа.). Осень по макаридам смотрят: Макарида суха и осень будет суха. «На Макариду дождь — уродится рожь».

Снова слышим:

— А-я-яй!

— Полежи, Антоша, во мху, полежи, — советует бабушка.

Ставлю корзину возле мальчишки. А боровиков-то набралось. Свежесрезанные очищенные боровики пахнут вологодским маслом. Антон Антоныч склоняется над корзиной:

— Ф-ф-ф-а-аа! — вдыхает мальчишка грибной дух и смешно морщится.

Белые лежат в корзине по-особенному, не кое-как. Сами так ложатся: наверное, моя рука постепенно подчиняется глазу, а глаз — руке.

— У тебя корзина с грибами — как нарисованная, — ревниво говорит жена.

— Само получается. Я их специально не укладываю.

Корзина тяжелеет. Внук веселеет:

— Ф-ф-ф-а-аа!

Долго сегодня ходим. Паучок лесной уже накрыл корзину паутиной. Успел! Красивая работа: так сказочно ткут только призраки.

В рощах секретных

Лежим с Антон Антонычем на мхах, млеем.

— Давай мох смотреть! — предлагаю я.

Склоняемся над колюче-пушистыми лесами — мшаниками.

Маленькие ёлочки, игрушечные кипарисы, пальмы для чьей-то специальной жизни, для всяких симпатичных существ. Лесовичков с напёрсток, лешаков с ягодку, кикимор с иголочку, водяных с капельку.

Светится гордый мох ягель. Древний и тайный. Его голубоватые кружевные заросли похожи на покинутые коралловые острова. А совсем низко наклонишься, поймёшь — это секретный лес белобородых гномов. Важно расхаживают они в коричневых колпачках, заложив руки за спину.

Или это муравьи такие ходят под веточками мха?

А ещё ягель похож на древние черноморские рощи, покрытые мхом. В рощах секретных не бывает ветра. Потому и носят гномы-лешие высокие колпачки. Не сдует.

А есть мхи-санитары. Они стелются по берегам заболоченных клюквенных озер. Высокие мхи, салатно-розовые, путанные, как толстые шерстяные нитки. Мхом-санитаром протирают лицо и руки для чистоты и красоты. Им конопатят пазы домов, бань, сараев — мшаная конопать. И никакая порча и гниль не заводится в пазах. И тепло конопать держит в доме.

Подходишь к заболоченному берегу озера, мох под ногами пошевеливается, медленно тонет. Ноги в теплой воде. И приятный дух чистоты идёт с тобою в обнимку.

С салатно-розовыми мхами нас познакомил тоже поэт Матутис на своих «лесных телевизорах». Так он называл лесные озера — недоступные, зеркальные.

А есть мох звёздный. Сверху на него смотришь — макушки стебельков, как зеленые звёздочки.

В жаркие дни мхи сохнут. Ягель делается жёсткий, хрупкий. На солнцепеке рассыпается под ногами в голубую пыль.

Зелёные мхи становятся под солнцем мягче, приветливее. Улетучивается их колючесть. И блестят, как шёлковые.

Антон Антоныч поглаживает мхи ладошкой, трётся о них щеками. От сосны к сосне перелетает чёрный дятел и разбрасывает над нами свой дробный крик:

— Тик, тик-тик! Тик, тик-тик!

А, может, и в самом деле всё так, так-так?