Актеры - [34]

Мы все вместе пошли на террасу пить чай. Там Наташу ждал отец, он нежно прижал ее к сердцу, поцеловал и поздравил с наступающим бенефисом. Он поворчал на бабу Анну за то, что она свой подарок преподнесла бенефициантке не при публике. Бенефис для актера — это театральный праздник и подарки бенефицианту нужно преподносить при народе.

— Вот это возьми пока себе, девочка, это преддверие к бенефису, — сказал он, вручая Наташе большую коробку ее любимых конфет.

— Как же это вы не при народе вручаете, ворчали, что я старую запыленную театральную накидку дарю бенефициантке не через публику, а сами дарите дорогие конфеты не при народе, — съязвила баба Анна.

— Неверно это, Анна Федоровна! Позвольте вам заметить, что, во-первых, вашей накидке цены нет, так она дорога, а, во-вторых, в театре пыли не бывает, театральная пыль — это золото, это нектар.

Сели за стол. Примчался Виктор с букетом цветов и поздравил Наташу с наступающим бенефисом. Услышав, как кричат попугаи, и узнав, что их прислал Богатырев, сразу помрачнел. Еще принесли небольшой букетик ромашек и письмо от больного актера Егора Ерофеевича Егорова. Это был актер-самородок из крестьян. Мальчиком он остался круглым сиротой, работал слесарем, столяром, маляром, булочником. Грамоту знал по складам. Был поводырем у слепцов, пел с ними на базарах, потом попал в бродячий цирк, выучился цирковому искусству, был даже клоуном. Пристрастился к книгам, читал, что попало, за что получал немало затрещин. В двадцать один год его призвали в армию. Надорванный организм не выдержал, он заболел туберкулезом и полгода провалялся в солдатском околотке. По болезни его освободили от солдатчины. Он попал в театр ламповщиком и давал занавес. И тут всем сердцем полюбил театр. Вскоре Егоров наизусть знал много ролей, он выпрашивал пьесы у суфлера и ночью, при коптилке до рассвета зачитывался ими. Потом ему стали давать маленькие рольки слуг, лакеев, мужиков. Он был все еще ламповщиком и по совместительству актером. Один раз заболел актер, который в «Гамлете» играл Горацио, труппа была небольшая, играть было некому, — хоть спектакль отменяй. Кому-то пришло в голову дать Егору сыграть эту роль.

— Егор! — крикнул режиссер. — Горацио сыграешь?

Побледневший Егор ответил: — Не знаю.

— А роль знаешь?

— Знаю. Я же шесть ролей в «Гамлете» играю, правда все без слов…

— Это неважно. Одевайся, будешь играть.

И он сыграл, да так сыграл, что актеры ахнули. Его обнимали, поздравляли. Кончился спектакль, все разошлись, а Егор все еще не раздевался, ходил, как зачарованный, по сцене в гриме и костюме. Он еще раз для себя сыграл Горацио, а потом всю ночь читал стихи, разные отрывки из пьес. Так и заснул в костюме и гриме. Еще хорошо он пел русские песни. Голос у него был небольшой, но задушевный и доброе русское сердце… Часто он плакал. Потом, когда стал актером, признанным и хорошим, ему бывало скажут товарищи:

— Егор, пусти слезу… — и смотрят на него, а у него крупные слезы льются из глаз.

После этого, смущенно улыбаясь, Егор говорил:

— Страдал много, оттого и плачу.

Товарищи его очень любили. Он был скромный, стеснительный, делился с товарищами последним куском хлеба.

В поздравительной записке Егоров писал:

«Наша милая, родная Наташенька, к великому моему горю, я очень болен. В день Вашего праздника не могу лично поздравить Вас и пожелать Вам счастья и успехов, — тяжелая болезнь приковала меня к постели и, видно, мне уже не встать, а так хочется жить. Когда Вы приходили ко мне в больницу, моя больничная палата озарялась точно солнечным светом. Хочется еще сыграть хоть несколько ролей. Очень хочу сыграть Гамлета, а тогда и умирать не страшно. Если умру, не плачьте, дорогой друг, не омрачайтесь, но иногда навещайте мою могилу. Все на этом свете суетно и тленно. Привет папе и всем товарищам. Посылаю ромашки, они такие же грустные, как и я. Прощайте, Егор Егоров».

Врачи сказали Наташе, что дни Егора сочтены.

— Виктор, прошу тебя, отнеси, пожалуйста, в больницу Егору Ерофеевичу цветы и конфеты. Баба Анна, сделайте посылочку для Егорова. Папа, мне пора на репетицию.

Мы с Наташей ушли на репетицию, а Виктор принялся помогать бабе Анне готовить посылку для Егорова.

ГЛАВА 11

В 11 часов утра вся труппа собралась на репетицию «Ромео и Джульетты». В те времена не было генеральных репетиций в костюмах и гриме, как теперь, в наши дни. Любую трудную пьесу играли в лучшем случае с трех-четырех репетиций. А репертуарную пьесу, которую актеры уже много играли, репетировали только раз. Устанавливались мизансцены — кто, где стоит, садится или переходит налево или направо и все. Бенефисный спектакль Наташи Горелов репетировал тщательно, с музыкой и с суфлером, чему тот был немало удивлен. В будку он сел со своим неразлучным Тузиком и ворчал: «Тоже мне, императорский театр, в будку лезть на репетиции — ерунда и выдумки, играть надо, вот и все». Но в будку все-таки сел.

Когда Наташа вошла в свою уборную, она не поверила собственным глазам, до того там стало уютно: на полу постелен театральный ковер, на окнах портьеры из какой-то римской пьесы, кругом чисто и много цветов. Это убрали и создали уют ее подруги и товарищи. На столике стояли какие-то безделушки, подаренные кем-то из товарищей бенефициантке. Но главное — стоял ее огромный портрет в прекрасной раме, написанный Виктором. Начались поздравления, поцелуи. Раздался звонок, сигнал к репетиции.