Аконит 2019. Цикл 2, Оборот 1 - [32]

— Господин кондуктор! Остановите трамвай! — закричал я, но никто не отреагировал.

Двери в кабину не открылись, а пассажиры, отвернувшись, смотрели в окно. Словно все сговорились не обращать внимания на происходящее.

— Господа! Уважаемые пассажиры, неужели вы не видите, что происходит здесь? — вопрошал я, но никто не соизволил обратить на меня внимания.

— Не буди лихо, пока тихо, — прошептала старуха.

Меня сразу пробил озноб, что-то пугающее таилось в этих словах. Казалось, я уже слышал их ранее, при ужасных обстоятельствах. Но вспомнить не получалось. Ещё больше пугало, что голос старухи казался мне знакомым; не исключено, что именно он и произнёс когда-то эти слова. Что-то зашуршало в листьях под моим сиденьем. В коричнево-жёлтом мусоре я рассмотрел нечто белое и кожистое. Какое-то существо, размером с крупную крысу. Не сразу мне удалось понять, что я вижу. Но раньше, чем понимание окончательно сформировалось в голове, мои ноги сами вскочили на деревянную скамейку. А существо на полу подняло вверх длинные пальцы с черно-синими ногтями. Это оказалась вытянутая ступня, кости пальцев обтянуты бледной грязной кожей. Отвратительная на вид, она соединялась непропорционально длиной и худой ногой со старухой, сидевшей в конце вагона. Та распрямила своё вытянутое тело, и теперь голова на тонкой шее почти упиралась в потолок, хотя она по-прежнему сидела на своём месте, раскинув длинные тонкие ноги, со стоящие из трёх суставов. Такие же трехсуставчатые руки тянулись ко мне, постепенно разгибая два локтя. И, когда разогнулся второй сустав, то кисть, больше похожая на лапу хищной птицы, оказалась возле моего лица. Длинные тонкие пальцы о шести суставах заканчивались чёрными острыми когтями.

Больше я не мешкал и, перепрыгнув через спинку сиденья передо мной, подбежал к женщине в шляпке с чёрной вуалью. Никто из пассажиров по-прежнему не реагировал на происходящее. Казалось, что все стеснялись оказаться свидетелями пугающих событий, и потому продолжали смотреть в окна. Я, шурша листьями, добежал до начала вагона и постучал в запертую дверь кабины. Мне никто не открыл, трамвай по-прежнему ехал через туннель из вековых сосен. В конце вагона сидела старуха и улыбалась, ее конечности вновь втянулись под лохмотья. Мужчина в армейской шинели отвлёкся от пейзажа за окном, и мы встретились взглядами. Суровые карие глаза показались мне знакомыми. Я отвернулся от испытывающего взгляда и заметил, что оказался в центре внимания. Все пассажиры смотрели на меня с удивлением и негодованием.

— Не буди лихо, пока тихо.

На это раз я не мог точно определить, произнесла ли старуха эти слова, или они звучали лишь в моей голове — ведь никто не обратил на неё внимания. Тогда я занял сиденье в начале вагона, как можно дальше от отвратительной старухи. Теперь я оказался напротив пожилой женщины в чёрном платке. Она смотрела на меня и одобрительно улыбалась, словно поддерживая мои действия. Может, и она видела всё, что здесь происходит, но боялась как-то отреагировать. Старик, теперь сидевший за мной, тоже улыбнулся беззубым ртом. Они, казалось, понимали, что происходит, но не могли ничего изменить, а только поддерживали меня. Но взгляды и улыбки были снисходительны, так старшие поддерживают детей в их бессмысленных попытках сделать то, что им не под силу.

За окнами трамвая посветлело, мы выехали из леса, и здесь ночь ещё не окончательно воцарилась над лугами и болотами. Трамвай остановился, так и не доехав до города. Вокруг только болотистые пустоши и холмы с редкими деревьями, что тянулись в серое небо, словно руки скелетов. Я обернулся, чтоб увидеть реакцию пассажиров на непредвиденную остановку, и заметил, что старухи уже нет в вагоне. Сквозь заднее окно трамвая по-прежнему видна высокая стена вековых сосен. Мужчина в шинели и женщина в шляпке с вуалью прошли мимо меня, в их глаза читалась обречённость — так приговорённые к смертной казни идут на эшафот.

И в этот миг я узнал их. Я видел эти лица на портрете в родительском доме. Когда они вышли на улицу, я осознал, кто они, и пошёл за ними. Старик и старуха остались в вагоне, смотрели в окно, и беззвучно смеялись мне в след.

Мужчина и женщина, похожие на моих родителей в молодости, какими я, видел их на картине в гостиной отчего дома, пошли через болото. На том берегу, на холме, я заметил лачугу под сухим дубом. На раскидистых ветвях дерева сидели два чёрных ворона и наблюдали за людьми. Карканье птиц напоминало злорадных смех. Остановившись на полпути, я стал свидетелем разыгравшейся драмы. Из ветхого маленького дома вышла та самая старуха, что раньше сидела в конце вагона трамвая. Словно призраки, из ниоткуда, полукругом, возникло около десяти человек.

— Ведьма! Это ты прокляла нашего сына! — взревел офицер.

— За что ты убила ребёнка? — рыдая, спросила его жена. Люди со страхом и ненавистью смотрели на старуху.

— Не буди лихо, пока тихо, — сказала она.

— Ты ещё нам возражать будешь, ведьма? — офицер выхватил шпагу из ножен.

— Ведьма! — выкрикнул кто-то из толпы.

И повисшую тишину, словно перед бурей, разрушил плач ребёнка, донёсшийся из лачуги.