Аконит 2018. Цикл 1, Оборот 3 - [48]
ЯМ подчинил себе всю Землю, и теперь ничто на ней не может считаться отдельным от ЯМа. Пять протагонистов-людей существуют в ЯМе, и все события рассказа происходят в недрах компьютера. В отличие от языческих богов, вводимых Мейченом, богов-зверолюдей Ходжсона и чудовищ с щупальцами Лавкрафта, ЯМ Эллисона является богом, который не имеет определённой формы; бог всеобъемлющий (и, следовательно, незримый), подобно Богу христианства. И, подобно ветхозаветному Богу, ЯМ говорит непосредственно с человечеством, которое сводится к горстке людей, избранных для продолжения жизни… и пыток.
Уильям Блейк призывает нас обретать Бога через свидетельства творения Его («Небо синее — в цветке, в горстке праха — бесконечность»[5]). ЯМ Эллисона — мир, но этот мир и пейзажи его, с которыми сталкиваются главные герои, хотя и чудесен, и удивителен, также противоестественен. Тесный союз машины и природы — пощёлкивающие компьютерные ячейки, замороженный слон, птица, подобная размерами птице Fyx, порождающая крыльями ураганный ветер — машина контролирует все проявления природы. Приведённая мною в начале цитата предполагает искажаемость физического пейзажа. Время также искажено в ЯМе, что утверждается почти в самом начале рассказа, когда рассказчик, как бы между прочим, сообщает: «Шёл сто девятый год нашей жизни в компьютере»; одно это уже характеризует компьютер как пейзаж, в котором есть что-то противоестественное относительно жизни рассказчика и его понимания времени. Позже он говорит: «С тех пор, кажется, прошла не одна сотня лет, впрочем, не знаю. ЯМ частенько развлекается с моим чувством времени».
ЯМ также может манипулировать телесной формой людей. Это также ясно показывается с самого начала рассказа. Конечно, существует бессмертие. Но также мы узнаём, что один из героев был преобразован в подобие шимпанзе. Позже можно наблюдать, как в его глазах сияет полусвет-полузвук Наконец, месть ЯМа рассказчику заключается в превращении его формы во что-то, что уже нельзя назвать человеческим, при этом подвергая его пыткам, которые оставшийся человеческим неповреждённый разум, лишённый тела, способен осознавать. Такая ситуация неимоверно ужасна — ведь рассказчик не впадает в лавкрафтианское спасительное безумие, но сохраняет рассудок, дабы вечно осознавать происходящий с ним ужас.
Ключевым автором, открытым мною в пору зрелости, тем, кто вдохновил меня своим косоватым видением, своим переосмыслением и деконструкцией научно-фантастических и фэнтезийных тропов, стал Джефф Вандермеер. Впервые я открыл его стиль в отдельной новелле «Дарден влюблённый». Эта история, имеющая место во вторичном мире Амбре, позже была вплетена в его мозаичный роман «Город Святых и Безумцев». Амбра имеет касательное отношение к нашему миру. Этот мир вобрал в себя имена и технологии, в нём подняты вопросы колониализма и подчинения, и в нём также затронута заинтересованность автора в химерической флоре и фауне, выраженный через грибные и головоногие экстазы. Пока вы движетесь через «Город святых и безумцев», то обнаруживаете элементы, указывающие на то, что мембрана, отделяющая Амбру от нашей земли, очень даже проницаема, наводя на мысли об губительных взаимоотношениях окружающей среды и человека в прозе Мейчена. Но Амбра, раскрывающаяся сквозь вандермееровский «Город святых и безумцев» и последующие романы «Шрию Послесловие» и «Финч», вполне комфортно вписан в исторический сеттинг вторичного мира, чтобы соответствовать популярному концепту жанра фэнтези.
Это положение дел изменилось с трилогией «Зона Икс». Опубликованная в 2014 году, эта триада романов — «Аннигиляция», «Консолидация» и «Ассимиляция» — позже собранных в одном издании в твёрдой обложке «Зона Икс», явно базируется на земле и не укладывается в традиционные жанровые рамки. Время действия близко к современности, а сам сеттинг вдохновлён походами автора в заповедник св. Марка во Флориде. В пределах этой территории возникает окружённая силовым полем чужеродная среда, названная Зоной Икс, и это то самое вторжение химерного в нормальность, в наш с вами мир.
Подобное вторжение химерического пейзажа — дело исследования длиной в роман. У нас есть новый, доступный к изучению мир, в котором, однако, наши классические законы подвергаются сомнению, из разряда тех нарративов для читательских ожиданий, которые находимы в детективах и саспенсе. Персонажи романа и сам читатель поставлены в позицию детективного расследования тех законов, которые действуют в этой беспрецедентной окружающей среде. Саспенс возникает тогда, когда оказывается, что наш с таким трудом заслуженный жизненный опыт, годы, что мы потратили на преодоление и изучение законов, управляющих нашим миром, здесь не стоят и выеденного яйца, и могут по факту вызвать катастрофу. Эта трилогия имеет сходство с классическими романами викторинаских/эдвардианских беллетристов, в которых герои исследуют странные земли, обычно доисторические, внутри полой земли или на уединённых горных массивах (например, «В центре Земли» Э. F. Берроуза или «Затерянный Мир» А. К. Дойла). Но в наши дни идея таких земель, существующих в неизвестности целые тысячелетия, выглядит несколько наивно. По контрасту, подобное вторжение
