Академия Князева - [4]
– Дюк, не узнал? Ах ты, разбойник!
Скрипнула дверь домика, на пороге показался высокий костлявый дед с карабином на изготовку, из-за плеча его выглядывал паренек с топором, за ним еще кто-то, и вдруг все разом заулыбались, подбежали.
– Ура, Андрей Александрович!
– Мы вас и не ждали!
– Наконец-то!
– А Дюк-то, Дюк рад!
– Пешком шли?
– Да погоди, дай человеку отдышаться!
Распахнулись створки палатки, оттуда один за другим, как десантники, повыскакивали обросшие полуодетые личности, обступили Князева, тискают ему руку, чуть ли не обнимают, кричат наперебой:
– Места – во!
– Следов медвежьих полно.
– Может, бутылочку на радостях осушим?
– Вы у нас побудете или сразу к Афонину?
– Братцы, погодите, – выставил вперед ладони Князев. – О делах потом. Мне бы поесть чего-нибудь да поспать.
Кто-то засуетился возле навеса, разжигая костер. Завхоз Федотыч, так и не расставшийся в этой суматохе с карабином, торжественно принес буханку превосходно выпеченного белого хлеба и три копченые рыбины.
– Вы неплохо устроились, – с ноткой одобрения сказал Князев и сел за стол.
…Есть в северной тайге недолгий промежуток времени между последним снегом и первыми комарами, когда за несколько часов распускаются липкие почки, буйно лезут травы, терпким соком набухают стволы и ветки, зеленеют мхи – и все наперегонки, скорей, каждый день дорог. Для геологов такая пора – самая желанная. За зиму поднакопились надежды и силы, растраченные в прошлогоднем поиске, камералка осточертела, а погода!.. Ночи нет, не жарко, ходи себе без накомарника круглые сутки.
Наутро Князев ушел на рекогносцировку. Путь его лежал тайгой, но он сделал крюк и вышел к Тымере. Рядом бежал порыжевший после весенней линьки Дюк, но пес был не в счет. Князев встречался с рекой один на один.
У островов, к которым он шел, Тымера разлилась метров на семьсот, текла неторопливо и привольно. Он ступал по самому бечевнику, отпечатывая на песчаных намывах елочный рисунок подошв. Острова скоро кончились, берега сошлись ближе, недавние оползни клонили к воде стволы деревьев. Снизу все ясней доносился гул. И вода уже не текла – неслась стремительно и упруго. Князеву давно надо было свернуть в тайгу, но грохот влек неодолимо. Он поднялся на обрыв и пошел верхом. На повороте шивер открылся весь сразу.
Стиснутая отвесными скалами, река всем своим полнокровным телом ломилась в пятидесятиметровую щель. Над тесниной висела водяная пыль, высокие буруны отмечали, где подводные камни. Только узкий стрежень посредине казался зеркально гладким, тугим и выпуклым, но в самом конце и его вспарывал острый гребень. А дальше была не река, а бурлящий котел, но Князев по опыту знал, что шумливые эти переплески ни в какое сравнение не идут с молчаливой гладью стремнины.
Он развернул карту. Шивер не обозначен, зато километрах в пятнадцати ниже по течению реку перечеркивают короткие штришки – пороги. Один, два, три… шесть подряд. Думать о том, как там сейчас, в большую воду, не хотелось. Была все же надежда, что к тому времени, когда придется через них плыть, вода спадет и проскочить как-нибудь удастся.
В этом сезоне хозяйство Князева было безлошадным. От лошадей отказались намеренно – Тымера разделяла район работ надвое, поэтому Князев решил, не отрывая лагеря от реки, делать боковые маршруты на водоразделы и но мере отработки территории сплавляться на лодках до самой границы и дальше, к устью.
Тымера парадным маршем проносилась мимо. Парад принимала тайга. Князев был единственным зрителем на пустынной трибуне, зрителем без приглашения, представителем другой державы. Разведчиком, с точки зрения этой державы, шпионом, с точки зрения Тымеры. Он изучал противника и соизмерял силы. Соотношение сил пока не в его пользу, но время работало на Князева. Через неделю вода начнет спадать. Тогда он примет бой.
Две недели промелькнули, как майская ночка. Князев брал разгон постепенно, чтоб ребята втянулись. Начали с пустяшных пятикилометровых маршрутов. Обминалась спецодежда, ноги привыкали к резиновым сапогам, плечи – к лямкам рюкзака. Через день Князев набавлял по километру. Будто и немного тысяча метров – шестьсот пар шагов всего лишь. Немного, а заметно.
Привыкали к необычному ритму работы без выходных. Накапливалась усталость. Но Князев набавлял и набавлял. Знал: придет второе дыхание, а там и третье. Погожих дней летом не так много, чтобы их разбазаривать.
Сам он ходил бы по тайге сутками, но надо было приспосабливаться к возможностям напарника.
После ужина Князев проверял записи в пикетажках, смотрел образцы. Потом сворачивал спальник, брал его под мышку и уходил вместе с Дюком подальше от голосов и запахов лагеря. Он расстилал спальник где-нибудь под кедром или старой елью, где всегда сухо, а под ногой мягко пружинит побуревшая хвоя, и легко засыпал.
Однажды под утро ему приснились клопы. Это были какие-то странные клопы, они кусали лицо, ладони, пальцы. Он открыл глаза и увидел над собой поющее облачко комаров…
Так они, подлые, и появились – за одну ночь.
Незаходящее солнце светило по-полуденному ярко. Косые лучи легко пробивали редкую листву, вонзались в мох, в таежное мелкотравье и сушили росу. Ссорились плисочки на каменистой отмели. Только глубокая синева неба да бледноватый серп луны над уступами гор выдавали, что час еще ранний.
В сборник включены рассказы сибирских писателей В. Астафьева, В. Афонина, В. Мазаева. В. Распутина, В. Сукачева, Л. Треера, В. Хайрюзова, А. Якубовского, а также молодых авторов о людях, живущих и работающих в Сибири, о ее природе. Различны профессии и общественное положение героев этих рассказов, их нравственно-этические установки, но все они привносят свои черточки в коллективный портрет нашего современника, человека деятельного, социально активного.
Les trois mousquetaires. Текст издания А. С. Суворина, Санкт-Петербург, 1904.
Он встретил другую женщину. Брак разрушен. От него осталось только судебное дозволение общаться с детьми «в разумных пределах». И теперь он живет от воскресенья до воскресенья…
Василий Зубакин написал авантюрный роман о жизни ровесника ХХ века барона д’Астье – аристократа из высшего парижского света, поэта-декадента, наркомана, ловеласа, флотского офицера, героя-подпольщика, одного из руководителей Французского Сопротивления, а потом – участника глобальной борьбы за мир и даже лауреата международной Ленинской премии. «В его квартире висят портреты его предков; почти все они были министрами внутренних дел: кто у Наполеона, кто у Луи-Филиппа… Генерал де Голль назначил д’Астье министром внутренних дел.
А вы когда-нибудь слышали о северокорейских белых собаках Пхунсанкэ? Или о том, как устроен северокорейский общепит и что там подают? А о том, каков быт простых северокорейских товарищей? Действия разворачиваются на северо-востоке Северной Кореи в приморском городе Расон. В книге рассказывается о том, как страна "переживала" отголоски мировой пандемии, откуда в Расоне появились россияне и о взгляде дальневосточницы, прожившей почти три года в Северной Корее, на эту страну изнутри.
Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...