Академия Князева - [3]
– Причину моей задержки вы знаете.
– В Иштыме никогда не были? – спросил Арсентьев своим глуховатым голосом.
– Не приходилось.
– Крупная разведочная партия. Я до назначения сюда был там начальником. Двадцать шесть станков, трактора, вездеходы, четыре катера, словом, перевес на стороне техники. Был и небольшой поисковый отряд. И что меня всегда удивляло и возмущало: как лето, так этих геологов в поле не выгонишь! У каждого, понимаешь, дома целое хозяйство – огород, куры, свиньи, один даже корову держал!
– У нас другие порядки. Нас поле кормит, – скучно ответил Князев. Разговор этот тяготил его.
– Да, народа вашего я не знаю, не успел еще узнать.
– Ну, это несложно. Поездите по партиям, поглядите, поговорите. Ненадолго – недели на три. Вы ведь еще поросенком не обзавелись?
Арсентьев изумленно вскинул светлые брови, натянуто улыбнулся, давая понять, что оценил находчивость собеседника, и заговорил более официально:
– Я вызвал вас вот зачем. Получена радиограмма из Красноярска. Вербовка идет туго, рабочие смогут выехать не раньше чем через три-четыре дня.
– Только выехать?
– Да, только выехать. И дорога четыре дня. Итого, неделя.
– Вот это новость! – Князев вскочил и снова сел. – Поздно мы, Николай Васильевич, эту канитель с вербовкой затеяли. К шапочному разбору успели.
– Ваш упрек я не принимаю. Начали все это до меня.
– Я не вас, я себя упрекаю.
– Да, может быть, вам действительно нет смысла терять время.
Арсентьев подошел к карте, где были нанесены участки работ, ведя пальцем, нашел флажок, который отмечал базу партии Князева.
– Вы готовы к отъезду?
– Хоть сейчас.
– В девять вечера отходит «Гранит», с ним и поедете. По Тымере высоко можно подняться?
– Километра на два.
– Как на два, а дальше?
– Дальше штук двадцать шиверов, потом порог и так далее.
– Как же вы доберетесь?
– Пешком!
– Пешком? Это сколько же?
– Километров тридцать.
Арсентьев округлил глаза:
– Тридцать? Э, нет, в такой поход я вас одного не могу отпустить.
– Почему не можете? – Князев пожал плечами. – Что мне, впервой? Не сидеть же здесь еще неделю!
– Одиночные маршруты запрещены, вы это не хуже меня знаете. Десять-пятнадцать километров – на такое еще можно было бы согласиться в порядке исключения, но тридцать… Поймите меня правильно: вы отвечаете за соблюдение правил техники безопасности в масштабах поисковой партии, я – в масштабах экспедиции, и не нам с вами нарушать их. Как же потом с подчиненных спросим?
– Ну ладно, – сказал Князев. – Я пойду.
– Что вы решили?
– Придумаю что-нибудь. – Он мягко прикрыл за собой дверь.
Проводив Князева взглядом, Арсентьев облокотился на стол, поиграл растопыренными пальцами. С Князевым он разговаривал второй раз, и тот ему не понравился. Слишком молод для начальника партии, слишком дерзок. «Не обзавелся поросенком…» Скороспелка… Выдвиженец чей-нибудь, баловень судьбы.
Николай Васильевич Арсентьев любил людей обстоятельных, почтительных в разговоре. На миг он затосковал по своему уютному кабинету на прежней работе, планеркам, где он при общем молчании скупо и веско ронял слова, по своему налаженному аппарату, на бесперебойную работу которого было затрачено столько времени и усилий. Теперь всем этим будет распоряжаться другой, пришедший на готовое. А ему, Арсентьеву, придется начинать на пустом, по сути дела, месте. «Ну ничего. Овчинка стоит выделки. Что же до личных симпатий и антипатий… – Арсентьев вздохнул, прикрыл веки. – Хорошо, конечно, когда во главе подчиненных подразделений стоят люди приятные и послушные, но… Не в куклы играем».
Сутки спустя, светлой полярной полночью Князев был на подходе к базовой стоянке.
До устья Тымеры его для отвода глаз проводил знакомый рыбак. Когда катер отвалил, они пожелали друг другу удачи и распрощались. Рыбак пошел искать спрятанную им с осени лодку-долбленку, а Князев продрался сквозь поваленные ледоходом кусты и углубился в чащобу. В просветах деревьев пред ним все ближе вырастала громада Северного Камня, плоской своей вершиной и крутыми изрезанными склонами походившая на гигантскую пасху, приятно волновал предстоящий штурм семисотметровой высоты. А теперь, шагая по слегка всхолмленной тундре, он радовался, что скоро будет дома.
Солнце притаилось где-то за кромкой горизонта, готовое в любую минуту выглянуть. Чуть заметный вначале уклон сделался круче и где-то неподалеку, достигнув перегиба, резко взмывал вверх. Показались порубки, сквозь листву мелькнуло что-то белое, и Князев увидел палатку.
База располагалась на невысокой, очищенной от кустарника надпойменной террасе – домишко из листвяжного кругляка, рядом десятиместная палатка, неподалеку пекарня под навесом из толя. Оттуда одуряюще пахло печеным хлебом. Посредине поляны вкопан большой артельный стол из грубо отесанных плах со скамьями по бокам.
Князев снял рюкзак, устало опустился на скамью. Было свежо, чуть туманно и тихо-тихо, только Деленгда рокотала и позванивала на перекатах. Поглядывая по сторонам, он не спеша выкурил сигарету, потом расстегнул кобуру, вынул свой парабеллум.
Повторенные эхом выстрелы ударили гулко и раскатисто. Из-под домика выскочила большая рыжеватая собака, яростно кинулась на Князева и вдруг осела на все четыре лапы, взвизгнула и с радостным лаем вмиг облизала ему лицо и руки.
В сборник включены рассказы сибирских писателей В. Астафьева, В. Афонина, В. Мазаева. В. Распутина, В. Сукачева, Л. Треера, В. Хайрюзова, А. Якубовского, а также молодых авторов о людях, живущих и работающих в Сибири, о ее природе. Различны профессии и общественное положение героев этих рассказов, их нравственно-этические установки, но все они привносят свои черточки в коллективный портрет нашего современника, человека деятельного, социально активного.
Он встретил другую женщину. Брак разрушен. От него осталось только судебное дозволение общаться с детьми «в разумных пределах». И теперь он живет от воскресенья до воскресенья…
Василий Зубакин написал авантюрный роман о жизни ровесника ХХ века барона д’Астье – аристократа из высшего парижского света, поэта-декадента, наркомана, ловеласа, флотского офицера, героя-подпольщика, одного из руководителей Французского Сопротивления, а потом – участника глобальной борьбы за мир и даже лауреата международной Ленинской премии. «В его квартире висят портреты его предков; почти все они были министрами внутренних дел: кто у Наполеона, кто у Луи-Филиппа… Генерал де Голль назначил д’Астье министром внутренних дел.
А вы когда-нибудь слышали о северокорейских белых собаках Пхунсанкэ? Или о том, как устроен северокорейский общепит и что там подают? А о том, каков быт простых северокорейских товарищей? Действия разворачиваются на северо-востоке Северной Кореи в приморском городе Расон. В книге рассказывается о том, как страна "переживала" отголоски мировой пандемии, откуда в Расоне появились россияне и о взгляде дальневосточницы, прожившей почти три года в Северной Корее, на эту страну изнутри.
Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...