Аид, любимец Судьбы - [58]

– Я сказал – оставьте мальчишку.

– Дядя Аид! – ахнул ягненочек. – А зачем вы тут… они же просто играют… играют?

Все. Отвлекать великанов и не надо: оба в меня вперились, тот, что с ножом, ближе подходит и свою палицу ногой ощупывает. На рожах – счастье несусветное, щербатые усмешки аж за уши поползли, у старшего – за правое, у младшего – за левое…

– Так это… Аид, значит? Так это… того… братик Зевса, значит?

– Слышь, так это… награда за него, ага? Три сотни овец, ага? От Крона тогда приходили, ага?

Три сотни? Обидеться впору, за Зевса, небось, тысячами исчисляют. Или, может, я еще не напакостил отцу как следует?

– Три сотни? Да я вам сам столько дам. Больше дам. Ухожу отсюда с мальцом. Плачу пять сотен овец.

– Так это… жирных?

– Жирных.

Младший призадумался – поскреб башку лезвием ножа, звук – будто по камню полоснуло. А старший заухмылялся с идиотской хитрецой, вертелом покрутил.

– А малец-то этот – тоже шишка какая-то, ага? А если Крон за него нам баранов – ага? Ему ж вроде нужен какой-то сын Геи, а…

Прыжок – и мой меч снизу вонзился великану в брюхо. Вошел с натугой, чуть ли не со скрипом…

Все равно ведь договориться не получалось.

– …га? – договорил крупный и посмотрел вниз удивленно. – Ты чего? Гад, ага!

Нет, не получалось. Вон сейчас младший какую-то мысль родит…

– Так это… если Аид, то он же дядьку Лина прибил!

А сейчас они вспомнят, что дядька Лин был хорошим мужиком, и начнут бить. Меня.

Я рывком выдернул меч, нырнул под вертел – тот прошел над самой головой, но медленно, пока еще в раздумьях… Перескочил через очаг, пять шагов – и буду возле Офиотавра…

– К роще, дурак! Развязывай узел! К роще беги!

Только бежать и осталось, пока они не…

Голубоглазый Офиотавр смотрел на меня с тишайшим, ягнячьим интересом: а что это он несется и орет? А кому орет? А какая это такая игра, что я ее еще не видел?

– К ро…

Передо мной тяжко ударила окованная медью палица, не отклонился бы – в землю бы вдавила. Волосы колыхнулись от густого, чесночного рева, засвистел над ухом кулак размером с мою голову.

Все. Теперь уже только драться.

Резанул мечом по руке, ушел от кривого ножа, рубанул по ноге – чуть кисть не вывихнул…

– Го-го! Кусается, титаненыш…

– Котлом его лови!

Гром наверху уже завывал, рвал звуки от ушей, туча-прожора объелась синевы, вспучилась и зарыдала, задымил костер, через который я сиганул уже в который по счету раз…

– Дядя Аид – это игра, через костры прыгать?

Игра, игра… славная забава, как в детстве, в Кроновом мешке. Тут тебе и плющилки-стучалки, и резалки-кололки, а уж догонялки-ловилки какие!

Посейдон не должен был тут появляться – но будто пролился в память с дождевой водой, дал пинка: «Бей как бог, дурень!»

Меч слился с ладонью, и потянулись тени – от ревущей в небесах тучи, от великанов, от котла, деревьев, глупых, мелких комаров… Дым, полетевший в лицо, обернулся родной темнотой, подземной, предвечной нянькой; мир опустился в безмолвие, когда мы – я и мрак, сделали шаг и вытянули вперед руку, останавливая летящую медную болванку размером с половину моей колесницы.

Лежать, котел. Ты нам не нужен. Лишний в игре.

Тут сейчас будет совсем другая игра: мрак в глазах, мрак в глаза…

– А-а-а! – заревел старший, когда меч (мрак? я?) вонзился ему в брюхо, не как раньше вонзился, а сущностью.

Второй великан упал, отброшенный мановением руки, тоже заорал, но тьма была глуха к крикам, тьма клинком подалась вперед, направляя, подталкивая верной ладонью: сначала первому поперек горла, потом второму – в глаз, а этого, третьего, который от боли корчится – его можно напоследок…

Меч – приказ – сущность – замерли…

Мальчишка бился и выворачивался, будто его опутывали незримые щупальца, захлебывался невидимой дрянью, и чья-то рука хватала за горло: вот-вот хрустнет белая шейка…

«Не выносит зла!» – охнул голос Фемиды в голове, через секунду после того как я отпустил родной мрак – в тени, в ночь, в бездны. Еще не понимая, отпустил.

И мальчик перестал кричать – оказывается, он кричал. Теперь только подвывал, прикрываясь руками. Младенец, который увидел чудовище и забился в угол.

Чудовищем был я.

Братья поднимались на ноги. Старший еще стоял на четвереньках, держался за живот и клял «дурака, мечом растыкался», а младший уже нашарил дубину и зверски таращил глаз. Второй глаз заплыл лиловым – то ли я успел, то ли мрак помог.

Как назло, великан стоял между мной и Офиотавром. Надо было сразу – как с квадригой: пацана в охапку – и на Олимп…

А теперь – хоть ты к Гее взывай, вдруг да защитит сыночка.

Или, может, не к Гее…

– Ну!!! – заорал я, задирая голову в небеса.

Туча дрогнула, перестала рыдать и опасливо отползла подальше, к горизонту. А помощь явилась тут же, без промедления.

Прилетела каменной чашей. Прямо в маковку младшему.

Чаша столкнулась с головой с глухим треском, отскочила, упала набок – и над поляной поплыла одуряющая сонная маковая вонь. Я отскочил, закрывая лицо ладонью, а старший великан не сообразил: кинулся к брату, спросил: «Ты чего?» – потрогал траву – и повалился сверху.

Гипнос спрыгнул на поляну почти сразу и сходу возмутился:

– Кронид, ты дурак, что ли – так орать?! Я уже как раз приглядывался, как их лучше усыплять, а ты под руку… – поднял чашу, посмотрел, можно ли что собрать, – На пару сотен осталось, не больше. А остальным – бессонная ночь. Что ж ты делаешь, а? Ведь мне же теперь икаться будет до следующей ночи. А может, и дольше. А может, жертвы перестанут приносить, храмы строить не будут…