Ахматова в моем зеркале - [33]

«Мне кажется, что всю жизнь на вас было клеймо декадентки. Ведь так легко было извратить вашу меланхолию, любовную тоску, иной взгляд на сотрясавшие Россию исторические события и весь мир! Немногие могли понять ваше внутреннее негодование, отчаяние, но главное – безграничную силу».

«В моем случае мифы рождаются чрезвычайно легко. Причем не только с легкой руки чужих людей, но и самого автора. У тебя нет иного выхода, как только вписаться в легенду, которую сам же помог сочинить».

«Интересно, как бы отреагировали люди, и в первую очередь вы сами, если бы каким-то образом вам удалось вернуться к жизни…»

«Скорее всего, я не смогла бы существовать. Среди всего этого неуправляемого хаоса я бы угасла от удушья. В мое трагическое время были хотя бы щели, через которые поступал свежий воздух. А вот в ваше… Что думаете вы о своем времени?..»

«Мое время… Ах, Анна! Меня ужасает все пережитое вами. Но как описать происходящее сегодня? Обострения, кризисы неизбежны во все времена. Но каждый раз нам кажется, что такое происходит впервые. Трудно сказать, в каких исторических условиях сизифова ноша легче или тяжелее. Но во все времена есть люди, обреченные нести, точно древнее проклятие, ношу тяжелее. Вселенское горе сильнее сгибает их плечи, становится мучительно личным… Они все время чувствуют себя обязанными балансировать на натянутом канате. О, если бы с вами познакомился мой мальчик, поэт, сгоревший в собственном огне! Может быть, тогда…»

«Не терзайте себя, моя хорошая! Я уверена, что не смогла бы уберечь вашего мальчика от его судьбы. Скорее всего, он бы отвернулся от меня. Вовсе не обязательно, что два пламени должны тянуться друг к другу, а если даже такое и случается, еще не факт, что они могут умиротворить друг друга и их встреча не окончится пепелищем. Знайте, поэт не властен над своей жизнью и смертью».

«Моя родная, хочу вам признаться, что живу механически, куда иду – сама не знаю. Это такое страшное чувство. Я люблю жизнь, способна еще влюбляться, но никак, никак не успокаивается бьющая во мне крылами чайка. Тысячи новых километров открываются передо мной, и в тот же миг будущее погружается во мрак. Все рушится. Слышится гул, и дни моей жизни оседают пыльным облаком. Прожитые любови совершенно стерлись из моей памяти. Прожорливая пустота пожирает мои километры. Будто жизни никогда и не было, никогда не было всех моих жизней. Единственное, что я вижу, – это толпа масок. Они повсюду, их невозможно избежать. Я должна смириться с ними… В эти минуты я всегда думаю о вас, верю, что только ваше присутствие может меня согреть. Вы – везде. Тот обледеневший снег у вашей могилы в Комарово так похож на лед в моем сердце… Иногда я читаю стихи моей звездочки, сгоревшей в собственном пламени, и понимаю, что так и должно было случиться. В его стихах нет земной музыки. Но что странно: именно эти стихи дают мне силы продолжать путь».

Вдруг изображения в зеркале потеряли свои очертания. Его глянцевая поверхность затянулась серой дымкой. Но я продолжала разговаривать с поэтессой, как будто была уверена, что она видит меня.

«Скажите мне, Анна, вы когда-нибудь думали о самоубийстве?»

Мне показалось, что Анна смотрит куда-то вдаль, сквозь серую дымку и время. Слабая улыбка скользнула от губ к глазам.

«Если не считать неудачной попытки в семнадцать лет от несчастной любви, когда меня “предали” штукатурка и гвоздь, пожалуй, что нет. Но не спешите делать вывод, что я не решалась положить конец жизни от большой любви к ней. Истинная причина в том, что я отчетливо видела мрак и из своего окна. Другое путешествие в пустоту было излишним. Воды Невы не переставая текли в моем мозгу, рядом со мной, и минутное волнение не изменило бы их течения. К тому же в тяжелые времена люди гораздо меньше думают о смерти, чем в нормальной жизни. Может показаться странным, но ужас заставляет тебя цепляться за жизнь. Оглядываясь на пережитое мной на земле, я чувствую благодарность за выпавшие на мою долю трудности. Я увидела свою жизнь “чьим-то сном или бредом, иль отраженьем в зеркале чужом”. Все увиденное мной, все события, наложившие печать на человечество, прошли через меня, вылепили меня, определили мой путь. По-иному и быть не могло. Вот эта буря и есть моя жизнь».

«Я была в великой славе, испытала величайшее бесславие – и убедилась, что в сущности это одно и то же».

Ее последние слова прервал какой-то треск, точно ломающегося льда. Испугавшись, я протянула руку к зеркалу. И тогда я коснулась ее! Коснулась Анны Ахматовой!

«Идите, Анна!» – только и могла я вымолвить.

И Анна пришла. Вышла из зеркала наших встреч и ступила в мой дом. Ее взгляд коснулся каждой моей вещи. Через открытую балконную дверь в дом врывался благотворный ветерок.

Анна прошлась по комнатам, села в мое любимое кресло, полистала книги, нашла среди них свои. Я видела, как ей хорошо.

«Я вижу, у вас много книг обо мне», – сказала она с явным удовлетворением.

«Я же говорю, что вы в большой моде. Большинство из них я купила в Петербурге, современном мегаполисе, но и здесь, в моей маленькой стране, ваши стихи переводятся и издаются книги о вас».