Ахматова в моем зеркале - [13]
Лицо Анны потемнело. Взгляд стал беспокойным.
«Вы пугаете меня! Неужели мой город стал таким? Моя страна?»
«Мне очень жаль, но такое впечатление у меня создалось. Город был хорошо освещен, особенно телевизионная башня».
«Меня всегда пугали башни. С детства я не дружила с технологией, боялась машин, даже лифтов. Мне казалось, чем больше росли скорости самолетов, тем беднее становились человеческие отношения, а вместе с ними и поэзия. Понятия расставания, радости встреч и любых других подобных человеческих историй должны были неизбежно исчезнуть».
Ирина терпеливо ждала меня на садовой скамейке.
«Все в порядке? А то я уже начала волноваться и собиралась пойти вас искать».
Я не ответила. Мы вышли со двора, и громадный город немедленно поглотил нас. Равнодушная к человеческим судьбам, катила свои воды Нева.
«У меня для вас подарок, – сказала Ирина и достала из сумки желтый конверт. Там лежала фотография. – Это единственная семейная фотография Анны с Николаем Гумилевым и их маленьким сыном Львом, снятая в Царском Селе в апреле 1915 года».
Я поднесла фотографию к глазам. Несмотря на напряженные лица и строгие позы, в глазах всех троих сквозила печаль. Как будто они смотрели не в объектив, а вдаль, в свое мрачное будущее.
Кто-то склонился над моим плечом и рассматривал фотографию. Может быть, даже забрал ее, чтобы рассмотреть получше.
Мне очень недоставало моего мальчика. И сейчас недостает, и всегда будет недоставать. Я не была матерью, о которой он мечтал, которой был достоин. Уверена, что вы понимаете, о чем я говорю.
Я перевернула фотографию: на обороте Ирина написала стихотворение. Я тихо прочла:
«Она написала это в 1936 году, – сказала Ирина, и глаза ее смеялись. – Вы представляете? Нет, только представьте, какими запасами душевных сил надо было обладать, чтобы писать любовные строки на пике сталинских репрессий… И как сильны эти два прилагательных “незваный”, “несуженый”».
«Не обращайте внимания, – прошептала мне на ухо Анна. – Даже о Поэме понаписано столько такого, чего в ней и не было заложено. Берут каждый стих и разбирают его на свой лад… Каждый открывает в нем свое… Ну а по мне, эти строки похожи на стихи человека, просидевшего двадцать лет в тюрьме. Если бы их написал кто-то другой, может, я и не стала бы их читать».
Я молча улыбнулась ей. Ирина была еще слишком молода и во всем угадывала любовь. Я же прочитала здесь совсем иное: молитву, душераздирающий призыв к сыну прийти к ней в снах пусть даже из далекой ссылки. Наверное, я тоже ошибалась. Поэма эта о смерти. О безнадежности любви.
Так или иначе, читатели всегда прочитывают между строками то, что хотят прочесть… У поэта же – особая, тайная связь с написанными строфами, а иногда он помнит и звуки, которые слышал, когда их писал, или шумы, мешающие ему творить. И зачастую понятое читателем совсем не совпадает с замыслом поэта.
Сама Ахматова сказала, что в поэзии Пушкина ей слышались водопады Царского Села. Звуки настоящей воды. Только одному поэту известно, откуда взялись его стихи.
III
Зеркала – таинственные предметы. Древние греки верили, что если женщина в дни менструаций будет долго неподвижно стоять перед зеркалом, то она ясно увидит, как покраснеет нижняя часть ее отражающегося живота. Наверное, кровоточило все тело Анны, так как зачастую я видела в зеркале женщину почти в багряных тонах. Я даже хотела спросить, как она сама себя ощущает, но Анну, похоже, ничуть не смущали странные цвета, и я передумала спрашивать. Анна опередила меня.
«Дорогая моя, другая Анна, – однажды вечером обратилась она ко мне, – иногда вы кажетесь мне совершенно красной. От макушки до пят. Странно красной, цвета запекшейся крови. Может быть, это из-за разделяющего нас стекла, но в прошлом я встречала людей такого цвета. Людей, которых я любила, обнимала, спала с ними».
Я посмотрела на свои руки. Ничего необычного. Зато руки Анны в зеркале кровоточили, а лицо пламенело.
«Кого вы имеете в виду?» – спросила я, пытаясь выровнять голос.
«Моего загадочного Осипа Эмильевича, конечно! Драгоценного друга, самого лучше собеседника. Осип как никто умел слушать. Как же мы смеялись! Иногда он был слишком строг и несправедлив к поэтам, гневался на их отношение к поэзии. Ему надоело их читать и размышлять над написанным теми, кто не прочел ни строчки его собственных стихов. Это очень огорчало Осипа, как огорчали и читатели. Он считал, что его читают совсем не те, кто должен бы. Он курил и стряхивал папиросу над плечом, отчего на его пиджаке вырастал целый холмик пепла». «Вы любили Осипа Эмильевича?»
Пламя в зеркале заполыхало сильнее. Казалось, за стеклом горел целый мир.
«Мы очень крепко дружили. Когда встречались, без конца смеялись и подтрунивали друг над другом. Когда я пытаюсь вызвать в памяти счастливые минуты жизни, то неизменно вспоминаю Осю.
Мы были неразлучны. Это была настоящая любовь, но не в ее плотской ипостаси. Мои чувства к нему были гораздо глубже и сильнее, может быть, именно поэтому он остается во мне таким красным. Этот человек для меня – воплощение чистейшей мечты. Мы очень часто встречались, беседовали, Осип приезжал в Царское Село навестить меня. Когда он влюблялся – а это случалось довольно часто, – то первой мне доверял свои секреты. Первой любовью Осипа была красавица художница, не помню ее имени.
Липучка — рыжий суперкотенок с IQ около ста шестидесяти, который научился понимать человеческую речь. Липучка был теперь человеком практически во всех отношениях, кроме телесного. Например, он держал в голове набросок первых двадцати семи глав книг «Пространства-времени для прыгуна». Но однажды шерсть на загривке Липучки встала дыбом — в комнату крадучись вошла Сестренка. Она казалась худой, как египетская мумия. Только великая магия могла побороть эти жуткие проявления сверхъестественного зла.
Профессор обрадовался, что стал первым жителем Земли, выбранным для официального контакта с инопланетянином. Житель Марса заранее подготовился к встрече, выучил английский язык, а прибыв в квартиру профессора, сразу огорошил его вопросом: «Где это находится?». Дальнейшие события развивались непредсказуемо и едва не довели семью профессора до инфаркта.
Фрэнсис Легран был знаменитым актёром. За свою жизнь он сыграл множество театральных ролей и умер знаменитым. Последние пять лет жизни он провёл затворником, создавая коллекцию своих портретов, статуй, фотографий, бюстов, эскизов и т. п. — всего набралось 237 штук.Спустя некоторое время после смерти старика в дом, где хранится коллекция и живёт вдова, приезжает сын актёра — неудачник и алкоголик. Пока был жив отец, над сыном всегда висел его авторитет и воля. Жизнь молодого человека не сложилась. Однажды, когда матери не было дома, парень напился в очередной раз и портреты отца заговорили с ним…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дамы зачастую — причины столновений мужчин. И вот опять этот запах духов, скрип стула возле стойки и едва слышный вздох. Ей около двадцати, у неё золотистые волосы. Она всегда носит черное платье. Но она не совсем обычная девушка, да и парень рядом с ней — не Джеф ли?