Исключение составлял один епископ восемнадцатого века, который стал протестантом. Ему уже начинало казаться, что это не самое худшее, что может случиться с епископом.
Но тут дверь отворилась, и в комнату робко заглянула Нелли.
- А теперь вы как себя чувствуете? - прошептала она.
- Оставь меня в покое, - отозвался он сухим тоном, даже не подняв глаз. - Мое сердце разбито.
- Нет, сердце тут вовсе ни при чем, - возразила она. - Это говядина виновата. Она недостаточно отвиселась. Такие уж мясники у нас в городе ни один не потрудится подвесить говядину. Может, взбить вам омлет?
- Ступай прочь, я сказал, - он отвечал резко, но она расслышала в его голосе слезы.
- Вы правы, - согласилась она. - Чего хорошего в яйцах? Одна мутная вода. Ох, господи, так, может, шкварочек поджарить?
- Не хочу я никаких шкварок, женщина! - вскрикнул он страдальчески.
- И верно, никуда они не годятся, - подтвердила она печально. - Что в них? Кожа со щетиной, и только.
Нет, лучше всего скушать сейчас славный сочный кусочек лимерикского окорока с картофельным пюре и петрушкой в молочном соусе. Сразу как новенький станете.
- Хорошо, хорошо! - закричал он гневно. - Делай что хочешь, только оставь меня в покое!
Даже обещанный окорок не развеял его горя. Он знал: если женщина обещает, что сделает вас новеньким, можете не сомневаться, быть вам раньше времени стареньким.
