Агуглу (Тайна африканского леса) - [34]

— Иди за мной, — сказал он, — Каа хочет говорить с тобой.

Я пошел с ним один, мои же спутники, присоединенные к стонущей группе узников, исчезли в другом направлении.

Куда вели меня по этому запутанному подземному лабиринту?

Обширные, глубокие и высокие залы сменяли одна другую. Последняя имела подобие соборного нефа, центр которого занимало озеро. В глубине зала, глубоко в скале была высечена абсида, в которую доходил только рассеянный свет. Там, при таинственном освещении, кристаллические образования, желтые и голубые отложения, различные пласты осадков с вкрапленным в них известняком или покрытые кремнеземом, принимали блеклые оттенки редкой нежности, неуловимой, как пыльца на крыльях бабочки.

Внезапно в глубине абсиды, в зеленоватом сумеречном полусвете, моим глазам представилась картина, к которой я приближался с каждым шагом, и которая поразила и приковала мой взгляд.

Центр картины занимал патриарх. Это был сухой старик, по-видимому, обладавший еще геркулесовой силой. Редкая шерсть, изъеденная годами, обнажала голую сморщенную кожу, на которой жилы образовали то вздувавшиеся, то опускавшиеся узлы. Его руки, никогда не находившиеся в покое, бегали по груди, ощупывая ее, а за впалыми щеками с мешками, как у обезьян, он беспрестанно перекатывал какой-то таинственный плод.

За ним, в качестве почетной стражи, молча и неподвижно стояли прекрасно сложенные юноши, цвет кожи которых был различен: от белого с чуть смуглым оттенком до черного, как сажа. Среди них я узнал нубийцев с длинными носами, Монбутту, волосы которых были украшены иглами дикобраза, тиккитисов, живущих на деревьях и оливковых Гурунгуруссу, стоявших на одной ноге и вытягивавших шеи, как цапли на болоте.

В рамке этих разноплеменных людей стояла белая женщина самой чистой крови, опустив руки вдоль бедер и закрыв лицо огненной волной распущенных волос.

Волнение, охватившее меня при виде ее, сделалось еще острее, когда я заметил у ее ног, игравшим в пыли, тщедушное, но прелестное маленькое существо, туловище которого, покрытое рыжим пушком, отличалось, несмотря на этот животный признак, нежным изяществом детства. Встревоженное моим присутствием маленькое существо бросилось к матери, мило ковыляя на своих слабых ножках. Его глаза, в которых светился разум, не отрывались от моих. Они, казалось, ловили на моем лице чувства, переживаемые моей душой в эту минуту странного смущения.

Голос Каа, со свистом вылетавший из его беззубого рта, вернул меня к действительности.

— Мне сказали, что ты повелитель огня. Я приказал привести тебя ко мне, чтобы узнать твою тайну.

Огорошенный, я не знал, что ответить. Он сказал более настойчивым тоном:

— Говори, твоя жизнь зависит от твоей откровенности.

Сложив руки на груди, я искал слов, чтобы начать объяснения. Но он не дал мне подумать:

— Посмотри.

Нетерпеливыми шагами патриарх приблизился к озеру, мутные воды которого грызли нижнюю часть подземной пещеры. Там его рука тяжело опустилась на одного из чернокожих его свиты. И тот, не издав ни единого звука, с трясущимися ногами, даже не попытался оказать сопротивление. Под предательским толчком он опрокинулся в пустоту, не испустив ни одного крика.

Когда вода получила свою добычу, я увидел, как глубина озера начала постепенно озаряться светом. Он поднимался, растягивался в ширину и длину, подобно свету электрического маяка. И, наконец, засверкал ярким блеском, достигнув поверхности.

С минуту человек бился в центре этого огня. С расширенными от ужаса зрачками, он судорожно вскидывал руками, хватался ими за воду, ища точку опоры и затем мало-помалу начал погружаться, как будто схваченный и увлекаемый невидимым чудовищем.

Ни одной капли крови не всплыло на поверхности воды. Так же медленно, как появился, свет ослабел, опустился вниз и, наконец, потух в глубине.

Когда последняя зыбь, помутившая поверхность воды, сгладилась, патриарх мерным шагом вернулся к своему месту в глубине ниши.

— Теперь ты решился говорить?

— Я не повелитель огня и не могу вызвать его по своему желанию, — ответил я Каа. — Мне необходимо солнце, которое светит над землей. Разреши мне подняться на свет. Возвратясь, я принесу тебе огонь.

Немой смех растянул лицо патриарха до ушей:

— Ты, очевидно, издеваешься надо мной.

— Я тебе повторяю, без солнца, светящего вверху, я не могу ничего сделать.

Его глаза налились кровью от гнева, и он поднялся, сжав кулаки. Я погиб бы безвозвратно, если бы молодая незнакомка не положила руки на его плечо и не принудила его сесть. Она заговорила полушепотом, стараясь убедить его. Ее склонившийся к патриарху стан подчеркивал изящество фигуры. Волна расплавленного золота ее волос откинулась, и я увидел жалкое измученное лицо, черты которого когда-то были, несомненно, очаровательны, но горе, заботы и лишения совершенно изменили его. Слезы разъели веки и провели глубокие борозды на щеках.

Упрямо нахмурив лоб, патриарх слушал ее с недовольным видом. Заметив мое волнение, он, без сомнения, ошибочно истолковал его. Его руки раскрылись, как два чудовищных паука, и, сомкнув их вокруг своей жертвы, он бросил ее к моим ногам с диким хохотом: