Агнешка, дочь «Колумба» - [115]
В воздухе рядом с ней мелькнула и снова исчезла веревочная петля. Она ждет напряженно второго броска. Удачно! Петля у нее на спине. Прижимая мальчика левой рукой, а правой придерживаясь за бревно, она опять выбирается за подоконник. Мелкими рывками, сидя, она пододвигается к концу балки, покачивающейся, словно балансирующая доска в детском саду. Завязывает на конце бревна веревку, такую знакомую, но сейчас не время решать загадку, как она попала к Семену. Внизу — непроглядная туча пыли. Семен кричит снизу что-то неразборчивое, подгоняет их. Торопливым взглядом Агнешка умоляет Марьянека быть молодцом. Он понял: ручонки крепче обвились вокруг ее шеи. Агнешка захотела вздохнуть поглубже и закашлялась. Скорее! Она вцепилась обеими руками в веревку, обхватывая при этом и мальчика, закрыла глаза. Худшее уже позади — они оторвались от бревна. Мальчик стал ужасно тяжелым, ладони одеревенели, у нее уже нет сил перебирать ими. Несколько секунд она просто скользит вниз, сжимая веревку, пальцы обжигает отчаянная боль, но наконец ее ноги касаются чьих-то плеч. Неподвижность, невыразимое облегчение. Кто-то забирает у нее Марьянека — да это же Семен. Она трет глаза, хочет посмотреть на него. Семен уносит Марьянека вниз. А тут, рядом с нею, Балч. И едва она его узнала, как оба падают — он успел потянуть ее и сам навалился сверху всем телом. В недрах руин грохочет гром новых взрывов. Гремит падающая рядом стена, летят со стуком каменные осколки. И опять тихо. Чуть ли не волоча ее за собой, Балч спускается по следам Семена с крутой насыпи, туда, где темнеет сквозь пыль собравшаяся толпа. Это оттуда вырывается вдруг высокий, пронзительный крик — крик Павлинки.
Агнешку перестают поддерживать. Она чувствует под ногами ровную твердую землю. Не оглядываясь, она спешит туда, откуда непрерывно слышится зовущий кого-то голос Павлинки, рыдающий и счастливый. Агнешка уже рядом с ней, рядом с ними. Марьянек обхватил маму, уткнулся в ее передник. Голова его закрыта бахромой платка, в который завернута непоседливая Гелька. Агнешка тяжело наваливается на плечо Павлинки, ноги у нее подгибаются, будто она хочет встать на колени, но Семен подхватывает ее. Ее бессильно повисшей руки касается что-то влажное и теплое. Флокс, песик… Но у нее уже нет сил даже на улыбку, будто она впала в сон, в спокойный и наконец-то истинный сон.
Балч остановился на границе между развалинами, бросающими ему под ноги танцующие отблески огня, и травой, застилаемой первыми вечерними тенями, прошлогодней белесой травой, лишь кое-где прошитой свежезелеными перышками. Возле самого сапога зеленеет не совсем еще распустившийся листик курдибанка с красноватыми краями — когда-то давно в отчем доме им приправляли супы, кажется гороховый и картофельный, старуха кухарка называла его для краткости кудронком. Нагнувшись, он срывает крохотный стебелек, растирает в пальцах, вдыхает его крепкий, пряный аромат, такой далекий и близкий, такой дикий и домашний, аромат потерянного дома, потерянной жизни. Стебелек, стебелек, тебе не спасти меня — если бы я мог не отрывать глаз от земли, мог не делать ни шага, мог не смотреть на людей вокруг, не видеть их, не видеть их неотчетливых, одинаковых в сумерках замкнутых лиц, не слышать их выжидательного молчания, если бы я мог исчезнуть, вернуться в свою былую оболочку, спрятаться в своем прошлом… Балч смахивает с ладони искрошенный стебелек.
Кто-то выходит из безмолвного полукруга вперед, приближается — глухо стучат неровные шаги хромого. Пащук останавливается прямо перед Балчем. Вытянув руку, показывает на что-то, велит и жестом и взглядом смотреть туда, где еще недавно была дверь. Перед входом высится груда щебня. Возле нее неподвижно лежит человек. Кто-то заботливо уложил его так, чтобы приподнятая голова лежала на щебне, но головы не видно — она закрыта светлой материей, розовым фланелевым одеяльцем маленькой Гельки.
— Зависляк… — с трудом произнес старый Пащук, — Януарий…
Только это он и сказал, не более того, и, шатаясь, отошел к своим. Балч делает шаг вперед, к неподвижному черно-розовому телу, и останавливается — в воздухе промелькнуло что-то темное. Острый обломок кирпича, брошенный из толпы чьей-то слабой, может быть детской, рукой, скользнул по его солдатской куртке и упал к ногам.
СЛЕД НА ПЕСКЕ. ПАРТЫ
Дорогая Иза, я прочла твое письмо только что, хотя Семен отдал мне его несколько часов тому назад. Истинное чудо, что письмо это не пропало в течение этих самых недоступных исчислению часов, о которых, впрочем, я не сумела бы рассказать, так далеко они ушли в прошлое, в иную жизнь, уже не мою, в жизнь Агнешки Жванец, которой больше нет. Вижу ее, уже не существующую, вижу, как она убегает от берега, от темных, поблескивающих водой следов, как она останавливается и оборачивается и несколько секунд смотрит на человека, стоящего в лодке, замершего с веслом в руках, чтобы миг спустя оттолкнуться от берега. Он тоже смотрит на нее — наверно, смотрит, — потому что кидается внезапно к борту и отрывистым жестом, то ли просительным, то ли ободряющим, указывает на место рядом с собой, хотя возможно, что он просто махнул на прощание. Тогда она сорвалась с места и опять побежала, спеша удалиться от берега и вернуться в деревню, и больше уже не оглядывалась.
Сборник включает повести трех современных польских писателей: В. Маха «Жизнь большая и малая», В. Мысливского «Голый сад» и Е. Вавжака «Линия». Разные по тематике, все эти повести рассказывают о жизни Польши в послевоенные десятилетия. Читатель познакомится с жизнью польской деревни, жизнью партийных работников.
Для 14-летней Марины, растущей без матери, ее друзья — это часть семьи, часть жизни. Без них и праздник не в радость, а с ними — и любые неприятности не так уж неприятны, а больше похожи на приключения. Они неразлучны, и в школе, и после уроков. И вот у Марины появляется новый знакомый — или это первая любовь? Но компания его решительно отвергает: лучшая подруга ревнует, мальчишки обижаются — как же быть? И что скажет папа?
Без аннотации В историческом романе Васко Пратолини (1913–1991) «Метелло» показано развитие и становление сознания итальянского рабочего класса. В центре романа — молодой рабочий паренек Метелло Салани. Рассказ о годах его юности и составляет сюжетную основу книги. Характер формируется в трудной борьбе, и юноша проявляет качества, позволившие ему стать рабочим вожаком, — природный ум, великодушие, сознание целей, во имя которых он борется. Образ Метелло символичен — он олицетворяет формирование самосознания итальянских рабочих в начале XX века.
В романе передаётся «магия» родного писателю Прекмурья с его прекрасной и могучей природой, древними преданиями и силами, не доступными пониманию современного человека, мучающегося от собственной неудовлетворенности и отсутствия прочных ориентиров.
Книга воспоминаний геолога Л. Г. Прожогина рассказывает о полной романтики и приключений работе геологов-поисковиков в сибирской тайге.
Впервые на русском – последний роман всемирно знаменитого «исследователя психологии души, певца человеческого отчуждения» («Вечерняя Москва»), «высшее достижение всей жизни и творчества японского мастера» («Бостон глоуб»). Однажды утром рассказчик обнаруживает, что его ноги покрылись ростками дайкона (японский белый редис). Доктор посылает его лечиться на курорт Долина ада, славящийся горячими серными источниками, и наш герой отправляется в путь на самобеглой больничной койке, словно выкатившейся с конверта пинк-флойдовского альбома «A Momentary Lapse of Reason»…
Без аннотации.В романе «Они были не одни» разоблачается антинародная политика помещиков в 30-е гг., показано пробуждение революционного сознания албанского крестьянства под влиянием коммунистической партии. В этом произведении заметно влияние Л. Н. Толстого, М. Горького.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник включены разнообразные по тематике произведения крупных современных писателей ПНР — Я. Ивашкевича, З. Сафьяна. Ст. Лема, Е. Путрамента и др.
В антологию включены избранные рассказы, которые были созданы в народной Польше за тридцать лет и отразили в своем художественном многообразии как насущные проблемы и яркие картины социалистического строительства и воспитания нового человека, так и осмысление исторического и историко-культурного опыта, в особенности испытаний военных лет. Среди десятков авторов, каждый из которых представлен одним своим рассказом, люди всех поколений — от тех, кто прошел большой жизненный и творческий путь и является гордостью национальной литературы, и вплоть до выросших при народной власти и составивших себе писательское имя в самое последнее время.
Проза Новака — самобытное явление в современной польской литературе, стилизованная под фольклор, она связана с традициями народной культуры. В первом романе автор, обращаясь к годам второй мировой войны, рассказывает о юности крестьянского паренька, сражавшегося против гитлеровских оккупантов в партизанском отряде. Во втором романе, «Пророк», рассказывается о нелегком «врастании» в городскую среду выходцев из деревни.