Агнешка, дочь «Колумба» - [107]

Шрифт
Интервал

— Пить можно, — поднимает стопку Макс, — наша толстая Берта работает.

Все в торжественном молчании выпивают и стряхивают остатки самогона на пол.

— Хорош, — одобряет Оконь. — И винокур же этот Балч. Получше Януария.

— Эх, не подлизывайся ты к начальству, — плюется Прокоп. — Разит, как всегда. Вот у нас, в Усичанах, был самогон…

— Тише ты, распятье-проклятье, — цыкнул Макс и незаметно показал своим крючком на майора.

— Ну и что? Не видит он, что ли, не знает? Свой же.

— Свой-то свой, а как Зависляк из-за него сдрейфил.

— По глупости.

— Не узнал.

— Метухну-Дятла не узнал? Сам ты дурак.

— Чего ты хочешь?.. Столько лет прошло…

Все вдруг насупились, и те, кому было сподручней, потянулись к бутылкам.

Мундек Варденга, которого лично сюда не приглашали, явившийся в надежде поразвлечься, отставляет вдруг стакан и встает.

— О господи! — И проводит рукой по засаленной шевелюре. — Что за тризна! Блевать охота.

— Охота — валяй, — угрюмо разрешает кузнец.

— Благодарю покорно, — иронизирует Мундек, — выйду как подобает. — И надевает берет.

— Ты куда? — кричит Макс.

— На матч.

— Мог бы отрапортовать дядюшке, щенок!

— Я не из того призыва, старик, — бросает через плечо Мундек уже в дверях.

Майор отодвигает стакан и серьезно смотрит на Балча.

— Мне, Зенек, не нравится все это. Прости за откровенность.

— Мне тоже, — задумчиво признается Балч. — Тоска, холера ее возьми. Все дни как один. Где былой блеск, шум?.. Все погасло. Притворяемся, прикидываемся, а нас самих уже нет. Были и нет.

— Парень! — майор хватает его за руку. — Блеска и шума мне и без войны хватает. Все вокруг так и кипит, а тебе скучно.

— Так ты думаешь, — взрывается Балч, — что я о войне жалею? Ну и дурак же ты.

Майор снимает руку с плеча Балча и тянется к стакану.

— Ты сам не знаешь, чего хочешь, — с оттенком раздражения отвечает он, сдерживая обиду.

— Забрызгал ты свой мундир, Метухна. Но не беда, Лёда отчистит — она умеет. Самое лучшее — картофельной мукой.

Рука майора, сжимающая стакан, дрогнула.

— Зачем ты так? — улыбается он принужденно. — О Пшивлоцкой говорить не будем, хватит. Я хочу поговорить о тебе.

— Самое время.

— Я не знал, как ты живешь. Не знал, — и он обвел рукой вокруг, — что дошло до такого. Все это просто беспросветно. Более того, неумно, бессмысленно.

— Беспросветно? Бессмысленно? — не хочет согласиться Балч. — А с чего все началось, ты уже не помнишь? А разве все, что было тогда, имело смысл? Разве две мои атаки, обе одинаковые, имели смысл? Оба раза я потерял половину людей… Оба раза атаковал без разрешения… Тогда скажи мне, а то я до сих пор не знаю, до сих пор ем себя поедом, — он говорит все горячее, глаза его, подернутые пьяной слезой, стекленеют, — почему же за первую атаку со мной расправились, как с жуликом, чуть не всадили пулю в лоб, разжаловали, а за вторую, точно такую же, сделали из меня героя, реабилитировали, повысили и дали орден?.. Но ведь, сто чертей, я и в первой атаке отбил этот смердящий плацдарм, как и во второй взял вот этот самый блиндаж…

— На войне одно и то же никогда не бывает одним и тем же.

— А не на войне? А теперь разве ума больше стало? Хочешь по-хорошему, а выходит по-плохому.

— Это не правило. День на день не похож. Каждая новая ситуация представляет новые возможности.

— Смотря кому.

— Всем. Выкинь ты наконец все то из головы, опомнись. Пойми, старина, от пафоса один шаг до истерики, от истерики же один шаг до посмешища.

— Так смейся! — обрывает его Балч. — Тебе хорошо, ты цветешь. Выкинуть из головы! Прикажи снам, чтобы не снились. Эх! — И, сбавив тон, продолжает со снисходительной насмешкой: — Тебе небось никогда ничего не снится. Ты само здоровье. Вытоптал себе дорожку, залил асфальтом…

— Тебе кто мешает?

— Брось мне мораль читать! Что ты обо мне знаешь? Удивляюсь, — повышает он голос, — зачем ты сюда приехал…

— Вот малахольный! — И, незаметно убрав из-под руки Балча стакан, майор переходит на шутливый тон: — Все такой же, как и был. Я ли тебя не знаю, Зенек!

— Не знаешь. Хоть я и остался прежним.

— Ладно, оставайся… А хочешь, Зенек? — И во взгляде майора засветилось теплое дружеское ободрение. — Я могу устроить тебя в армию. Ты еще там, брат, пригодишься…

Он хотел сказать что-то еще, но за столом вдруг громко запели. Наверно, компанию задел выпад молодого Варденги, а может, это был дипломатичный протест против уединения коменданта с франтоватым гостем. Орут во всю глотку и поглядывают на них:

Потому что наша рота штурмовая никаких не ведает преград…

Семен не принимает участия ни в выпивке, ни в пении. Повесил гитару на гвоздь в углу и только о том и мечтает, чтобы никто про нее не вспомнил. Набегался он за день, устал. Ну ладно, воздали на кладбище честь своим друзьям, сделали что положено, и хватит. С радостью убрался бы отсюда и пошел к Павлинке. Дала бы что-нибудь горячее от обеда. Кажется, такую же мысль он прочел в рассеянном взгляде кузнеца: отозвав его в сторонку, Семен предлагает ему присесть у стены, на пустой табурет рядом с собой.

— Сядь. Что-то сегодня не клеится, Герард.

— Похороны, а не вечеринка, факт. — Кузнец незаметно сплевывает. — Только я про другое думаю.


Еще от автора Вильгельм Мах
Польские повести

Сборник включает повести трех современных польских писателей: В. Маха «Жизнь большая и малая», В. Мысливского «Голый сад» и Е. Вавжака «Линия». Разные по тематике, все эти повести рассказывают о жизни Польши в послевоенные десятилетия. Читатель познакомится с жизнью польской деревни, жизнью партийных работников.


Рекомендуем почитать
То, что было вчера

Новая книга Сергея Баруздина «То, что было вчера» составлена из произведений, написанных в последние годы. Тепло пишет автор о героях Великой Отечественной войны, о том, как бережно хранит память об их подвигах молодое поколение.


Дни мира

Продолжение романа «Девушки и единорог», две девушки из пяти — Гризельда и Элен — и их сыновья переживают переломные моменты истории человеческой цивилизации который предшествует Первой мировой войне. Героев романа захватывает вихрь событий, переносящий их из Парижа в Пекин, затем в пустыню Гоби, в Россию, в Бангкок, в небольшой курортный городок Трувиль… Дети двадцатого века, они остаются воинами и художниками, стремящимися реализовать свое предназначение несмотря ни на что…


Человек, проходивший сквозь стены

Марсель Эме — французский писатель старшего поколения (род. в 1902 г.) — пользуется широкой известностью как автор романов, пьес, новелл. Советские читатели до сих пор знали Марселя Эме преимущественно как романиста и драматурга. В настоящей книге представлены лучшие образцы его новеллистического творчества.


Счастье играет в прятки: куда повернется скрипучий флюгер

Для 14-летней Марины, растущей без матери, ее друзья — это часть семьи, часть жизни. Без них и праздник не в радость, а с ними — и любые неприятности не так уж неприятны, а больше похожи на приключения. Они неразлучны, и в школе, и после уроков. И вот у Марины появляется новый знакомый — или это первая любовь? Но компания его решительно отвергает: лучшая подруга ревнует, мальчишки обижаются — как же быть? И что скажет папа?


«... И места, в которых мы бывали»

Книга воспоминаний геолога Л. Г. Прожогина рассказывает о полной романтики и приключений работе геологов-поисковиков в сибирской тайге.


Они были не одни

Без аннотации.В романе «Они были не одни» разоблачается антинародная политика помещиков в 30-е гг., показано пробуждение революционного сознания албанского крестьянства под влиянием коммунистической партии. В этом произведении заметно влияние Л. Н. Толстого, М. Горького.


Дерево даёт плоды

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Современные польские повести

В сборник включены разнообразные по тематике произведения крупных современных писателей ПНР — Я. Ивашкевича, З. Сафьяна. Ст. Лема, Е. Путрамента и др.


Польский рассказ

В антологию включены избранные рассказы, которые были созданы в народной Польше за тридцать лет и отразили в своем художественном многообразии как насущные проблемы и яркие картины социалистического строительства и воспитания нового человека, так и осмысление исторического и историко-культурного опыта, в особенности испытаний военных лет. Среди десятков авторов, каждый из которых представлен одним своим рассказом, люди всех поколений — от тех, кто прошел большой жизненный и творческий путь и является гордостью национальной литературы, и вплоть до выросших при народной власти и составивших себе писательское имя в самое последнее время.


А как будешь королем, а как будешь палачом. Пророк

Проза Новака — самобытное явление в современной польской литературе, стилизованная под фольклор, она связана с традициями народной культуры. В первом романе автор, обращаясь к годам второй мировой войны, рассказывает о юности крестьянского паренька, сражавшегося против гитлеровских оккупантов в партизанском отряде. Во втором романе, «Пророк», рассказывается о нелегком «врастании» в городскую среду выходцев из деревни.