Агнес - [6]

Я пил пиво. Медленно темнело. Местность, по которой мы ехали, была какая-то невнятная, неопределенная. Когда пошли леса, я понял, что имела в виду Агнес, когда говорила, что в них можно исчезнуть бесследно. Время от времени мы проезжали мимо домов, стоявших не поодиночке, и все же деревней это назвать было нельзя. И здесь, подумал я, тоже можно исчезнуть, и никто тебя не найдет. Со мной заговорил молодой человек. Сказал, что он массажист и едет к своим родителям в Нью-Йорк. Он рассказывал о своей работе, потом завел речь о магнетизме и ауральной терапии, или что-то в этом духе. Я стоял рядом с ним, смотрел в окно и пытался не слушать его.

Когда он предложил мне свои услуги со скидкой, как знакомому, я ушел обратно в свой вагон. Толстая женщина повернулась на бок и стала занимать еще больше места. Она спала и при этом сопела.

Я перебрался через нее и втиснулся в кресло. В кармашке кресла перед ней торчала книжка «What Good Girls Don't Do» note 3. Я осторожно вытащил ее и перелистал. В середине я обнаружил схематическое изображение половых органов и две диаграммы, отображающие, согласно подписи, протекание оргазма у мужчины и женщины. Когда я засовывал книгу обратно в кармашек, женщина проснулась. Она улыбнулась мне и сказала:

— Я еду к своему любимому.

Я кивнул, и она продолжила:

— Мы еще не видели друг друга. Он алжирец. Я познакомилась с ним через бюро знакомств.

— Понятно, — пробормотал я.

— Вам нравится мой пуловер? Правда, я в нем миленькая?

— Оригинальный.

— Мне надо выспаться, чтобы завтра быть красивой и отдохнувшей.

Она захихикала, повернулась на бок и вскоре снова заснула. В какой-то момент наконец заснул и я. Когда я проснулся, начало светать. Поезд ехал вдоль широкой реки. Я пошел в вагон-ресторан и заказал кофе. Вскоре туда пришла и моя соседка.

— Разрешите? — спросила она и села напротив меня. — Правда, поезд гораздо удобнее самолета?

— Да, — произнес я и посмотрел в окно.

— Через шесть часов будем на месте, — продолжала она, — я больше не могу спать от возбуждения. — Она вытащила из сумки фотографию и показала мне. — Вот он. Его зовут Пако.

— Вам надо быть осторожной. Мужчины всякие бывают.

— Мы переписываемся уже несколько месяцев. Он играет на гитаре.

— Вы знаете еще кого-нибудь в Нью-Йорке?

— Я знаю Пако, этого достаточно, — ответила она, произнося его имя с какой-то странной нарочитостью и особым ударением. Она вынула из сумки затертое письмо и протянула его мне через стол: — Читайте.

Я прочитал первые строчки и вернул письмо обратно. Пако что-то писал о фотографии, которую ему прислала его возлюбленная.

— Как вы думаете, он меня любит? — спросила она.

— Все будет хорошо, — ответил я.

Она благодарно улыбнулась и произнесла:

— Мужчина, который пишет такие прекрасные письма, не может быть плохим человеком.

8

В воскресенье утром я вернулся из Нью-Йорка. Я снова ехал ночным поездом и позвонил Агнес прямо с вокзала.

— Ты придешь ко мне? — спросила она. — Мне надо тебе кое-что показать.

Она впервые пригласила меня к себе. Несмотря на точные объяснения, мне понадобилось много времени, чтобы найти улицу. Когда Агнес открыла дверь, у нее были красные от возбуждения щеки. Она сияла, приглашая меня войти.

— Сначала поедим. — сказала она, — я уже почти все приготовила. Садись же.

Пока она возилась на кухне, я оглядел комнату. Было видно, что Агнес постаралась навести уют. В нише на матрасе лежало несколько плюшевых зверей, а у окна стоял большой письменный стол с компьютером. Круглый обеденный стол посреди комнаты был накрыт и украшен цветами и свечами. На полке старого, замурованного камина стояли семейные фотографии и снимок Агнес в мантии, сделанный, должно быть, во время выпускных торжеств в университете. На снимке она смотрела прямо в камеру, и, хотя она улыбалась, выражение лица у нее было отсутствующим и непроницаемым.

— Тогда у тебя еще были длинные волосы, — крикнул я ей в кухню.

Агнес заглянула в комнату:

— На выпускном вечере? Это снимал мой отец. Я была пьяна.

— По виду не скажешь.

— Я не очень умелая хозяйка. Придется подождать еще минутку. Посмотри что-нибудь в комнате.

Она снова исчезла на кухне. Я подошел к окну. Оно было чуть приоткрыто. Середина дня. Моросил дождь. Улица была пустынна. Я оглянулся. Повсюду стояли комнатные цветы, и все равно квартира была словно нежилой, будто в ней годами никто не бывал. Только теперь я заметил, что у Агнес почти не было книг. Кроме специальной литературы и компьютерных справочников, которые аккуратно стояли на низком стеллаже, я заметил только поэтическую антологию Нортона.

На стенах висели репродукции, горный пейзаж Людвига Кирхнера и отвратительный театральный плакат.

— Убийца, кумир женщин, — сказала Агнес, вышедшая из кухни с блюдом. Она произнесла это по-немецки, и было странно слышать ее говорящей на моем языке. Голос ее звучал не так, как обычно, грубее и старше. — Это плакат Оскара Кокошки, — добавила она, снова по-английски.

— Ты знаешь, что это значит? — спросил я.

Агнес кивнула:

— Я знаю, что значат слова, но не уверена насчет смысла.

— Я тоже не очень.

— Там я познакомилась с Гербертом, — сказала Агнес и показала на фотографию, — на выпускном празднике. Это было три года назад. Он работал в фирме готовой еды.