Агенты Преисподней - [11]

– Думается мне, что тут мы непременно во что-нибудь вляпаемся… – сказал негромко Симон, заглядывая через приоткрытую, скособоченную, рассохшуюся и с трудом держащуюся на петлях входную дверь в темноту подъезда.

– Привыкай, сноб, мы так всю жизнь живем… жили, – поправилась Зоя и, чуть отстранив напарника, попыталась, было, первой пройти в чернеющий на белесом фоне стен прямоугольник.

«Хорошо, что про очки всуе не помянула», – меланхолично подумал Симон, придержав девушку за локоток, и шагнул первым, одновременно втягивая носом сногсшибательную смесь из застарелой пыли, подсохшего дерьма, свежего аммиака, сгоревшей когда-то давным-давно резины и, почему-то, цитрусовых: то ли кто-то из местных обитателей расщедрился и совсем недавно воспользовался освежителем воздуха, то ли в потемках раздавил выпавший на землю мандарин… последнее представлялось более вероятным…

– Ну, и запах…

Запах… это было первым, таким поразительным отличием от того света, самым надежным ориентиром перемещения в черном, искажающем пространство тумане Вечности, напущенном полубесом на грешные души.

Нельзя сказать, что в Преисподней ничем не пахло, еще как пахло, иной раз – даже чересчур сердито, но, к примеру, в той же кочегарке, через которую Симон добирался до высокого бесовского начальства, пахло лишь антрацитом и угольной пылью, а вполне себе нормальный, долженствующий присутствовать запах раскаленного металла от дверцы адской топки, запах мужского пота от грешной души неумышленного убийцы, отбывающего за свои прегрешения истопником, запах его заношенной, покрытой неожиданными масляными пятнами телогрейки – эти запахи отсутствовали напрочь, создавая в Преисподней некую плоскую однобокость по части человеческого обоняния.

А вот при переходе, при возвращении в мир живых, удивительная, чуток даже подзабытая смесь невероятных, земных ароматов, пожалуй, сильнее всего воздействовала на нервную систему, во всяком случае, с Симоном было именно так, и, похоже, не только с ним.

…Запах сухих листьев, перегноя, слабый аромат пожухлой осенней травы… едва уловимый, остаточный, сохранившийся после недельного, если не больше, перерыва, запах прогоревших восковых свечей, собравшейся на полу пыли… запах мелких грызунов, пошаливших не так давно в этом месте… запах живого мира.

Это было первым, что ощутили невольные напарники, когда черный туман неторопливо, но при этом стремительно развеялся в их глазах, и грешные теперь уже не только души, но и тела, оказались сидящими у каменной, старинной кладки монастырской стены, внутри просторного, чудовищно захламленного, заросшего местами пожухлой травой, бурьяном, чертополохом и маленькими, уродливыми кустиками, непонятного помещения. Что здесь располагалось раньше, чем занимались в этом зале монахи до разрушения обители, сказать было невозможно, и только одно представлялось ясным и очевидным: в последние лет двести люди пользовались лишь узкой тропкой, ведущей от полуобвалившегося дверного проема вдоль стены куда-то в сумрачный, едва заметный даже днем, уголок.

Симон, не открывая глаз, вслушивался в окружающую тишину, далекий щебет неизвестных пташек, в едва уловимый шелест ветра где-то там, за дверью монастырской залы, в то, как сидящая рядом Зоя шумно, с безумным аппетитом и несравненной радостью, втягивает в свои легкие запахи живого мира.

Через пару минут напряженной, даже какой-то торжественной тишины девушка слегка подтолкнула локтем своего спутника и спросила чуть подрагивающим голоском:

– А ты чего с палкой ходишь, да еще в этих очках черных? Кажется, не хромой и не слепой, как я заметила.

– Ты совсем не то хотела спросить, – открывая глаза и рывком поднимаясь на ноги, отозвался Симон.

Через дверной проем и узкие, словно бойницы, расположенные высоко от земли, такие же полуразрушенные, обветшалые окна в монастырский зал вливался великолепный свет закатного солнца.

И еще – вокруг была полнейшая пустота. Ни единой живой, даже мелкой или звериной души поблизости. Пустоту эту пришедшие с того Света ощущали особенно остро.

Зоя, вслед за Симоном, поднялась с пола, механически отряхивая брючки на худенькой попке, огляделась вокруг, кажется, узнавая то место, куда их материализовал полубес.

– Ты хотела узнать – правда ли, у всех такие сильные, я бы даже сказал – яростные, ощущения при возврате? – как бы, продолжил свою фразу Симон после небольшой паузы. – Отвечаю уклончиво, за всех не знаю, но, думаю, у большинства именно так. После того Света здесь все кажется ярче, объемнее, жизненнее, что ли. Но такое ощущение быстро проходит. Часов через десять, может, раньше, будешь чувствовать себя, как обычно. Ты, кстати, признала место, в которое мы попали?..

– Кажется… это заброшенный монастырь, километров двадцать от города, – с легкой запинкой, оглядываясь по сторонам, сказала Зоя. – Я тут была-то всего пару раз, от нечего делать с одним знакомым заезжали, вроде как, на экскурсию. Правда, поговаривали еще тогда, что где-то здесь, при монастыре, та самая «Черная секта» обосновалась…

– Значит, полубес нас прямиком к сатанистам отправил, – усмехнулся Симон. – Но – не угадал, похоже, они здесь давно не собираются.