Агент из ресторана [сборник] - [64]

Падильо задумчиво посмотрел на Куки.

— Валяй, Кук.

Куки встал.

— Посчитай мне, Мак.

Вновь я начал считать тысячами.

Куки опустил плечо, крутанул бедром, и револьвер оказался в его руке.

— Здорово у тебя получается, — признал Падильо. — Что у тебя за кобура? Бернса-Мартина?

Куки кивнул и убрал револьвер.

— То, что я задумал, нужно делать на трезвую голову, — продолжил Падильо. — Или почти трезвую. Для тебя это трудно.

— Трудно, — кивнул Куки, — но я выдержу.

— Ты еще не знаешь, что от тебя потребуется:

— Послушай, или ты берешь меня в команду или нет. Я понял, что тебе нужны люди, и вызвался добровольцем. А теперь ты, похоже, пытаешься указать мне на дверь.

— Я лишь хочу дать понять, что ты не сможешь передумать в последнюю минуту, придя к выводу, что связался с дурной компанией. И если что-то произойдет и наша операция плохо кончится, помни, пожалуйста, что тебя никто не тянул за уши. Я никак не возьму в толк, зачем тебе это надо. Или тебя уговорил Мак?

— Никто меня не уговаривал. Я подумал, что у тебя неприятности и тебе, возможно, нужна помощь.

— Я знавал многих парней, у которых возникали такого рода неприятности, но лишь считанным я вызвался бы помочь, рискуя получить за это пулю. Я не вхожу в число твоих близких друзей, Кук. Да и Мак, если что-то не изменилось в самое последнее время, тоже.

Я махнул рукой.

— Скажи ему, что ты задумал, Майк. Может, он и откажется.

Падильо глотнул водки, пристально глядя на Куки.

— После того как я ему скажу, обратного хода не будет. Так как, Куки?

— Я уже все сказал. — На его губах мелькнула улыбка. — Считай меня добровольцем.

— Ладно, — подвел черту Падильо. — Ты в нашей команде.

— И еще, — я повернулся к Падильо. — Я опять столкнулся с нашим толстобрюхим приятелем, Маасом. Он заявил, что приезжал в Бонн ради того, чтобы продать тебе подробности обмена этих изменников из УНБ.

— Он рассказал много интересного?

— Более чем достаточно. К тому же он может вывести нас из Восточного Берлина. Знает тоннель под Стеной. За это он желает получить пять тысяч долларов. Поэтому, собственно, Куки и оказался со мной. Привез мне пять тысяч из Бонна.

— Ты знаешь, как связаться с ним?

— Он оставил телефонный номер. Но, раз он знает об этом обмене, сколько еще людей в курсе событий... А как ты разгадал этот ребус?

Падильо закурил новую сигарету.

— Слишком уж они улыбались, поручая мне это дело. Речь, мол, идет о пустячке. «Почему бы тебе нс заглянуть в Восточный Берлин и не подобрать этих двоих, от которых уже устали русские?» Это не мой профиль, поэтому я начал наводить справки через Уитерби и его коллег. Они скоро выяснили, что оппозиция ожидает пополнения своего зоопарка: тайного агента, существование которого отрицают Штаты. И все стало на свои места: парочку из УНБ задумали обменять на меня.

— Маас назвал тебя амортизированным агентом. Они могут списать тебя, не понеся никакого ущерба.

Падильо кивнул.

— После Пауэрса[26] в пасть Советам не попадало ни одного лакомого куска. А тут они смогут устроить полномасштабный показательный процесс, разоблачающий происки империалистов. Наши ребята хотели без лишнего шума вернуть эту пару засранцев, вот они и предложили меня, не самую крупную рыбу, но активно действующего агента.

Падильо рассказал нам, что попал в Восточный Берлин по чужому паспорту, после того как прилетел из Франкфурта в Гамбург, а оттуда в Темпельхоф. Я доложил о встречах с лейтенантом Венцелем и Маасом, о визите в салун Бурмсера и Хэтчера, разговорах с Биллом-Вильгельмом, Маасом, Уитерби. Во рту у меня пересохло, начал урчать живот.

— Я проголодался, — правильно истолковал я причину такого поведения моего организма.

Марта поднялась с табуретки.

— Я что-нибудь приготовлю. Придется обойтись консервами. — Она отошла к плите и начала открывать банки.

— Не слишком она разговорчива, — отметил я.

— Думаю, ей сейчас не до разговоров, — ответил Падильо. — С Уитерби ее связывала не только работа, — он быстро встал и подошел к ней и что-то начал ей говорить, но так тихо, что до нас не долетало ни слова. В ответ на его слова девушка решительно покачала головой. Падильо похлопал ее по плечу и вернулся к нам.

— Она остается с нами. Это очень кстати. С‘ вами двумя и Максом мы, возможно, сможем выполнить намеченное.

— А что ты наметил? — спросил Куки.

— Дневной налет. Похищение двух изменников УНБ. — И поочередно посмотрел на нас. Брови его вопросительно изогнулись. Он широко улыбался.

Я вздохнул.

— Почему бы и нет.

Куки облизал губы.

— Что скажешь, Кук? — полюбопытствовал Падильо.

— Мне представляется, предложение интересное.

— А что будет после того, как мы похитим эту парочку? — спросил я.

— Переправим их через Стену. Тем самым я выполню их задание. Теперь уже последнее. Больше они ко мне не сунутся. И я смогу все свое время уделять салуну.

Падильо вновь приложился к стакану.

— Главная причина, по которой Советы не стали рекламировать новую пару изменников, — их активный гомосексуализм. По крайней мере, такое объяснение дал мне Бурмсер. Если б их показали по ти-ви или выпустили на пресс-конференцию для западных журналистов, Москва могла бы превратиться в мекку для «голубых». Эти парни и не думали скрывать или прекращать свои отношения. Они стали бы всеобщим посмешищем, а заодно смеялись бы и над русскими. Поэтому КГБ и предложил этот обмен: меня на двух перебежчиков. Роль посредника выполняет Бурмсер. От него требовалось подобрать подходящую кандидатуру, и он остановил свой выбор на мне, потому что, если я исчезну одним теплым весенним днем, никто не заплачет, ни один конгрессмен не станет выяснять, а куда подевался его драгоценный избиратель. Мак, возможно, напьется, но не более того. И все затихнет до тех пор, пока не заговорят пропагандистские барабаны Москвы. И Советы покажут всему миру тайного американского агента, которого, по утверждению Вашингтона, и быть не может.