Агент из ресторана [сборник] - [54]

Маас посмотрел на меня, глаза стали жесткими, суровыми.

— Вы принимаете меня за простака, герр Маккоркл? Может, думаете, что я шут? Толстяк немец, который ест слишком много картошки и пьет слишком много пива?

Я усмехнулся.

— Если я и думаю о вас, герр Маас, то лишь как о человеке, который приносит мне одни неприятности с того самого момента, как мы познакомились в самолете. Вы вломились в мою жизнь только потому, что мой компаньон подрабатывает на стороне. В итоге в моем салуне застрелили человека. Я думаю, герр Маас, что от вас можно ждать только новых неприятностей, а мое кредо — избегать их, поскольку возможно.

Маас заказал еще кофе.

— Неприятности — моя работа, герр Маккоркл. Этим я зарабатываю на жизнь. Вы, американцы, живете словно на острове. Да, насилие вам не в диковинку. У вас есть воры, убийцы, даже предатели. Но вы шляетесь по свету, стараясь доказать всем, что вы — хорошие парни, и вас презирают за вашу неуклюжесть, ненавидят за ваше богатство, хихикают над вашим позерством. Ваше ЦРУ было бы всеобщим посмешищем, если б не располагало суммами, достаточными для того, чтобы купить правительство, финансировать революцию, отстранить от власти правящую партию. Вы не глупцы и не упрямцы, герр Маккоркл, но вы как бы отстранены от того, что делаете, кровно не заинтересованы в исходе того или иного начинания.

Все это я уже слышал, от англичан, французов, немцев, всех остальных. В чем-то ими двигала зависть, где-то они говорили правду, но их слова ничего не меняли. Давным-давно я перестал гордиться или чувствовать вину за американский народ, хотя имел достаточно поводов и для первого, и для второго. Жизнь у меня была одна, и я старался прожить ее, сохраняя веру в несколько понятий, которые полагал для себя важными, хотя со временем они, похоже, выхолащивались и затирались.

— Герр Маас, сегодня я нс нуждаюсь в лекции по гражданственности. Если у вас есть что сказать, говорите.

Маас привычно вздохнул.

— Меня уже не удивляет, что делают люди в отношении себе подобных. Предательство не вызывает у меня отвращения, измену я воспринимаю как правило, а не исключение. Однако из всего этого можно извлечь и прибыль. Собственно, именно этим я и занимаюсь. Смотрите. — Он подтянул вверх левый рукав, расстегнул пуговицу рубашки, обнажил руку выше локтя. — Видите? — Он указал на несколько вытатуированных цифр.

— Номер концентрационного лагеря, — предположил я.

Маас натянул обратно рукав сначала рубашки, потом пиджака. Невесело улыбнулся.

— Нет, это не номер, который давали в концентрационном лагере, хотя и похож на него. Эту татуировку я получил в апреле 1945 года. Она несколько раз спасала мне жизнь. Я был в концентрационных лагерях, герр Маккоркл, но не узником. Вы меня понимаете?

— Естественно.

— Я был наци, когда это приносило прибыль. Когда же принадлежность к национал-социалистической партии перестала расцениваться как достоинство, превратился в жертву фашистского режима. Вы шокированы?

— Нет.

— Хорошо. Тогда нам, быть может, пора перейти к делу?

— А оно у нас есть?

— Нас обоих заботит герр Падильо. Видите ли, я отправился в Бонн главным образом ради него.

— А кто сидел с вами за столиком?

Маас пренебрежительно махнул рукой.

— Мелкая сошка. Хотел купить оружие. По мелочам, денег у него было негусто. Но, повторю, приехал я, чтобы поговорить с герром Падильо. И тут начинается самое забавное, если б не трагический финал. Ваше заведение плохо освещено, не так ли? Там царит чуть ли не ночь?

— Совершенно верно.

— Как я и говорил, тот человек ничего из себя не представлял, поэтому я могу предположить, что произошла ошибка. Два джентльмена, ворвавшиеся в зал, застрелили не того человека. Им поручали убить меня. — Маас рассмеялся.

— Ваша история не так уж и забавна, — сухо отметил я, — хотя и нс без изюминки.

Маас сунул руку в пухлый «бриф-кейс» и вытащил длинную сигару.

— Кубинская. Хотите?

— Я не могу предать родину[20].

Маас раскурил сигару, несколько раз затянулся.

— Я располагал информацией, касающейся очередного поручения герра Падильо, которую и хотел продать ему. Видите ли, герр Маккоркл, герр Падильо — человек редкого таланта. Таких людей трудно найти, обычно их оберегают как зеницу ока. Своими действиями они наживают массу врагов, потому что их основная задача — срывать тщательно подготовленные операции противной стороны. Герр Падильо благодаря знанию языков и необычайным способностям чрезвычайно успешно выполнял поручавшиеся ему задания. Он говорил вам о них?

— Мы никогда их нс обсуждали.

Маас кивнул.

— Он отличался и скромностью. Но его успехи не остались незамеченными. По ходу деятельности он счел необходимым убрать несколько довольно заметных политических фигур. О, нс тех, кто фигурирует на страницах газет. Других, которые, как и герр Падильо, действуют за кулисами международной политики. А он, как я слышал от надежных людей, в своей области один из лучших специалистов.

— Он также отлично готовит ромовый пунш, — ввернул я.

— Да, конечно. Его прикрытие — кафе в Бонне. Лучше и не придумаешь. А вот вы, герр Маккоркл, не представляетесь мне человеком, связанным с миром тайных политических интриг.