Агата - [45]

– Как же, как же, – вставила Эвелин. – Рассказы!

– А может быть, даже романы. Детективные. – Он посмотрел на Эвелин. – Вы любите детективы?

– Да как-то не очень. Вот Тереза любит, правда?

– Да, очень, – ответила та.

– Про Шерлока Холмса?

– Ну, это вообще шедевры.

– А Дороти Сойерс?

– Тоже неплохо. Но между прочим, я и другие книги читаю. Одолела даже Томаса Элиота <Элиот Томас Стернз (1888—1965) – англо-американский поэт, лауреат Нобелевской премии Его поэзию отличает усложненность образов, нагромождение культурно-исторических аллюзии и трагизм интонации.>. – Она улыбнулась, – А я на детективах прямо-таки помешан, – признался Уолли. – Подозреваю, во мне дремлют какие-то подавленные уголовные наклонности. Не верите?

Лица спутниц выражали скепсис.

– Значит, я не кажусь вам опасным? А ведь именно тихих и покладистых и надо опасаться!

– Вот из Оскара получился бы хороший убийца, – сказала Эвелин.

– Но он бы тут же все нам рассказал, верно? – Уолли повернулся к Эвелин.

– Большинство убийц хвастуны!

– Но вы бы ему не поверили! – сказала Агата.

– Что меня страшно занимает, – продолжал Уолли, – так это потребность быть уличенным, пойманным. Не так ли? Когда люди делают… неположенные вещи, они прямо-таки требуют: «Поймай меня». Взять хотя бы дело Леопольда и Лоеба. Два парня с успехом совершили громкое преступление.

– А что они сделали? – полюбопытствовала Эвелин.

– Эти два подростка, оба из богатых семей, они похитили и убили маленького мальчика по имени Бобби Фрэнке.

– Они хотели совершить идеальное преступление, – сказала Агата.

– Именно так. Но один из них, Леопольд, оставил на месте преступления очки – свои собственные, а очки были необычные, изготовленные по специальному рецепту, так что выследить его ничего не стоило. Поэтому я и думаю, что ему самому хотелось, чтобы их поймали, – и их таки поймали. Вообще-то мне их даже жалко.

– Чепуха, – сказала Агата. – Они заслужили смерть.

Неистовая сила, с которой были произнесены эти слова, как-то омрачила общую непринужденность, и в машине повисла тишина.

Наконец Уолли решился ее нарушить:

– Я вот думаю, не развить ли как-нибудь этот сюжет.

Собственный-то я вряд ли сочиню.

– Все можно объяснить иначе, – проговорила Агата, – глупостью того же Леопольда или случайностью. А может быть и совсем простое объяснение, только оно вам в голову не пришло.

Машина остановилась на гребне холма, и Оскар, выскочив, принялся размахивать руками – в том смысле, что следует полюбоваться восхитительным видом. Все четверо стояли теперь у обочины, обдуваемые сильным, сладко пахнущим ветром. Внизу под ними чернел глубокий овраг, за которым до самого горизонта тянулись необозримые вересняки.

– Ни домика, – кричал Оскар против ветра. – И ни души, только тысячи овец – это притом что отсюда рукой подать до крупнейших промышленных центров страны.

– Красотища! – с восторгом откликнулась Эвелин.

Агата переглянулась с Уолли и улыбнулась. Он заметил, как от свежего ветра посвежело ее лицо, и каким-то непостижимым образом почувствовал – она счастлива.

– Будь вы поэтом, мистер Бэринг…

– Увы!

– Но вы говорили, что где-то печатались? – спросила Агата.

– Да так, парочка рассказов вышла. – Оба бодро шагали вдоль обочины.

– В книге?

– Что вы! В «Стэнфордской сове». – Уолли, не моргнув глазом, тут же выдумал название. – Студенческий журнал. А потом один мой нью-йоркский приятель затеял издавать свой собственный, и тоже взял кое-что из моих вещиц. Рассчитывал, видно, что моя семейка станет его субсидировать. Дело давнее, – его понесло, – я тогда много пил, мало писал и злоупотреблял выделенным мне содержанием. Когда дела пошли совсем скверно, меня быстренько стреножили и вернули заблудшего барашка в стадо.

– Ты скажи, барашек наш, сколько шерсти ты нам дашь? – развеселилась Эвелин. – Мой босс ее купит с удовольствием!

Уолли поднес ко рту сложенные коробочкой ладони и заблеял, и тысячи пасущихся овец заблеяли в ответ. Остальные захохотали.

– Такой мне дан талант от Бога, – пояснил Уолли. – Я могу свести овец с ума. Могу устроить среди них массовую истерию.

Оскар вынул часы из кармана.

– Все, пора.

Садясь в машину, он достал карту и ткнул пальцем в дорогу на Нарсборо. Старик-таксист, коренной йоркширец, невозмутимо заметил:

– Я знаю дорогу, сэр. Это моя работа – возить иностранцев по окрестностям.

Он развернулся и теперь ехал на восток. Теперь Уолли сидел между двумя спутницами. Кажется, Агата теперь доверяла ему чуточку больше.

Они снова вышли из машины. К источнику матушки Шиптон вела буковая аллея. Уолли купил билеты, вся компания ступила в промозглый мрак пещеры, где по стенам поблескивала вода. Они были там одни.

– Положите руку на стену, – гулким шепотом, словно в церкви, произнес Оскар. – И загадайте желание. И не рассказывайте о нем ни единой живой душе, а не то волшебство не подействует. Возьмите руку вашей дамы, – обратился он к Уолли, взяв в это время за руку Эвелин, и погрузите ее в воду.

– Пожалуй, я сначала сниму перчатку, – усмехнулась Эвелин.

Уолли очень осторожно коснулся руки Агаты. Она отшатнулась. Даже в сумраке пещеры он увидел муку на ее лице.