Агата Кристи: Английская тайна - [162]

Уимзи, который влюбляется в Гарриет Вэйн, несмотря на скандал, — мужской идеал самой Дороти Л. Сэйерс (поэтому его увлечение героиней вызвало большое веселье среди коллег Сэйерс по Детективному клубу); писательница наделяет его всеми качествами, которыми она восхищается в мужчинах. Она использует его также как символ собственных литературных амбиций, далеко выходя за рамки жанра. Уимзи — личность куда более глубокая и чувствительная, нежели требуется от героя детективной литературы. Таков же и Адам Дэлглиш у Филис Дороти Джеймс — фигура весьма романтичная, наделенная трагическим прошлым и поэтическим даром. Таков и инспектор Вексфорд у Рут Ренделл — либерал с широкими взглядами, сложной личной жизнью и глубокой любовью к английской литературе. Все они слишком хороши, чтобы быть детективами, все слишком хороши для детективного жанра, все — кроме Пуаро. Он один счастлив в своем мире.

Такова была и его создательница. И дело не в том, что Агате недоставало честолюбия: просто срабатывала интуиция. Она всегда могла больше, чем делала, но не хотела привлекать внимание к этому факту. По причинам как личным, так и профессиональным ей нравилось держаться в рамках жанра. Создавая сложные характеры — такие как Генриетта Савернейк в «Лощине» или Крейлы в «Пяти поросятах», — Агата не позволяла им затенять сияющую простоту композиции, когда прикасалась к сложным темам — таким как природа правосудия в «Убийстве в Восточном экспрессе», — никогда не эксплуатировала их вне свойственной им геометрии.

Чаще всего такие книги пишут (и читают) женщины, но Агата, несмотря на светский антураж своих произведений, изобилие бытовых подробностей и нежелание описывать физическое насилие, была, быть может, наименее женской писательницей из всех работавших в области классического детектива. Обычно считается, что женщины — авторы детективной литературы используют этот жанр, потому что он фантастичен и безопасен. Он позволяет им весьма далеко зайти в размышлениях о смерти, сексе и темных сторонах жизни, а потом благополучно осадить назад; он позволяет им исследовать человеческие взаимоотношения скорее в рамках некой системы координат, модели, нежели на необозримых просторах, которые открывает обычная литература; он позволяет им создать идеализированный образ детектива, образ, который они вольны расцвечивать любыми характеристиками по своему выбору. И если они преступают пределы жанра, то ровно настолько, насколько сами того желают, комфортабельно сознавая, что в конце сюжет все равно благополучно вернется в свою литературную матрицу. Какой бы глубиной ни было наделено детективное сочинение, оно никогда не обретет той силы, какую может иметь обыкновенный роман: оно всегда будет сковано правилами собственного мира. В этом удовольствие, которое доставляет жанр и писателю, и читателю; в этом же и его ограниченность.

Агата действовала как в соответствии с его установлениями, так и вопреки им. Она приняла и освоила его обезличенную структуру, потому что не желала походить на Дороти Сэйерс, чтобы не оказаться уязвимой и даже смешной, выставляя напоказ избыток знаний и свои неудовлетворенные страсти. Если Агата и открывалась, то делала это либо под другим именем, либо в пределах строго ограниченной и контролируемой среды: неприступного мира «Агаты Кристи».

В 1966 году Фрэнсис Уиндэм написал в «Санди таймс»: «Агата Кристи олицетворяет „уютную“ школу детективной прозы». Вся классическая детективная литература до определенной степени «уютна», но нет никаких сомнений, что именно Агата стала символом жанра. Она подтвердила это, написав роман, название которого близко к ироническому, — «Труп в библиотеке». И сама по себе она, безусловно, была тайной. Хотя случилось это и не по ее воле, но история исчезновения Агаты в 1926 году закрепила в общественном мнении образ женщины, за улыбчивым фасадом скрывающей непроницаемые глубины.

Так оно, в сущности, и было. Образ Агаты стал синонимичен тому, что она писала. «Агата Кристи» — таково персонифицированное определение классической английской детективной литературы: респектабельная маска, за которой скрывается буря чувств и событий. «При том, что миссис Кристи выглядит и одевается как благополучная провинциальная матрона, самым страшным испытанием в жизни которой был ураган, сорвавший выставку цветов, на самом деле она постоянно совершает тайные убийства», — писала «Дейли экспресс» в 1950 году. Именно такое представление о себе Агата и хотела создать, потому что оно надежно защищало ее от всяческих пересудов. Но этот образ обрел гораздо большую значимость. В конце концов он стал символизировать идею английского убийства.

«Реймонд Уэст отмахнулся от разговора об убийстве сигаретой.

— Убийство — это такая банальность, — сказал он. — Мне оно совершенно неинтересно.

Смысл этого высказывания не сразу дошел до меня. Говорят, мир любит того, кто любит; подставь вместо „того, кто любит“ „того, кто убивает“ — и получится еще более непогрешимая истина».

Так писала Агата Кристи в «Убийстве в доме викария», опубликованном в 1930 году, через пять лет после того времени, которое Джордж Оруэлл обозначил как золотую эру убийства. «Наш елизаветинский период» — сухо назвал он его в эссе «Закат английского убийства».