Агата Кристи: Английская тайна - [16]

Пришлось довольствоваться жизнью в царстве реальности и впервые за семь своих лет вести себя как любой нормальный подвижный ребенок. Она легко находила друзей и «почувствовала вкус к проказам», вместе с подругами они разыгрывали постояльцев отеля, прячась, например, под лестницей с павлиньими перьями, которыми щекотали ноги спускавшихся по ней людей. Она научилась плавать — и плавание на всю жизнь стало для нее одним из самых любимых удовольствий. Она наблюдала за женским расцветом своей сестры Мэдж, увлеклась нелюдимым мальчиком-лифтером и несказанно томилась, когда приходилось провести день «в полосатой блузке с воротником и при галстуке». Она полюбила юную Мари Сиже, которую Клара сманила из ателье, где та работала, чтобы сделать Агатиной компаньонкой, призванной ненавязчиво, в разговорах обучать девочку французскому. Как большинство решений Клары, это оказалось весьма удачным.

Агата не осознавала тогда реальной причины переезда семьи во Францию. Но по «Неоконченному портрету» видно, что и в то время она понимала больше, чем отдавала себе в том отчет. В книге есть эпизод встречи ее родителей с друзьями из Англии, Грантами, в отеле:

«Селия услышала, как мистер Грант говорил ее матери: „Я был поражен, увидев старину Джона (Фредерика), но он сказал мне, что чувствует себя гораздо лучше с тех пор, как приехал сюда“.

Позднее Селия спросила у матери: „Мама, папа что, болен?“

Мама с некоторым смущением ответила: „Нет. Разумеется, нет. Теперь он в полном порядке. Просто в Англии было сыро и дождливо“.

Селия обрадовалась, что отец уже не болен. Да он вообще-то и не был, подумала она, — он же не лежал в постели, не чихал, у него не было приступов разлития желчи. Кашлял немного, но это оттого, что он так много курит. Селия это знала, потому что так сказал ей сам отец».

Франция оказала благоприятное воздействие на Фредерика, тем не менее беспечальные времена для него миновали. В «Альбоме признаний» он написал, что его представление о несчастье — это «чувство вины»; стало быть, он страдал от сознания, что оставляет любимую семью столь скудно обеспеченной, что все промотал из-за своей джентльменской беспечности, что Кларе придется продать чиппендейловскую и шератоновскую мебель, купленную им в порыве расточительства, и, возможно, расстаться даже с самим Эшфилдом. Утешало лишь то, что Клара ни в малейшей степени не была склонна к упрекам. Она считала незаслуженным счастьем быть женой Фредерика. В том же «Альбоме признаний» он так описал свое представление о счастье — «быть беззаветно любимым». О таком счастье мечтают многие, Фредерику оно было даровано, и он это знал. «Ни у одного мужчины никогда не было такой жены, как ты», — написал он Кларе незадолго до своей кончины.

Спустя более ста лет это письмо по-прежнему лежит в ее кожаной шкатулке вместе с регламентом процедуры похорон Фредерика и засушенными листьями с кладбища в Илинге, где он погребен. «Я не могу больше видеть тебя воочию, душа моя, но я вижу тебя мысленно, и взор мой черпает утешение в твоем лице», — написала Клара на конверте с кусочком грушевого мыла, которым пользовался ее муж.

С тех пор на протяжении двадцати пяти лет, вплоть до смерти Клары, Агата была смыслом жизни своей матери. «Вы должны жить ради ваших детей — помните это, моя дорогая», — сказала сиделка, ухаживавшая за Фредериком, а впоследствии и за Кларой. «Да, я должна жить ради моих детей. Мне не нужно об этом напоминать, я знаю это сама». Но на самом деле жила она главным образом ради Агаты. Мэдж уже собиралась замуж, Монти со своим полком пребывал за границей, впрочем, Агата с ее глубокими, но не выплескивающимися наружу чувствами, с ее тайным воображением, с ее обожающими полуприкрытыми глазами, с ее безмятежной верой в торжество любви, которую ей тем не менее приходилось постоянно искать, всегда была для Клары чем-то особенным. Как и в Кларе, в ней жил страх утраты, хотя до смерти Фредерика утрат она не знала. Именно с Агатой Клара обрела ту неразрывную связь, которой у нее никогда не было с собственной матерью. Их взаимное притяжение было мощным, как ток высокого напряжения. Любовь к матери всегда оставалась светом, озарявшим Агату изнутри, и в последние годы он порой слепил ее.

«Моя бабушка была опасной женщиной, — скажет дочь Агаты Розалинда много лет спустя. — Сильной и опасной. Моей матери даже в голову не приходило, что она может быть не права».[34]

Смерть отца не означала для Агаты конца идиллии. В «Неоконченном портрете» героиня получает по одному письму от каждого из родителей, уехавших за границу и оставивших ее с бабушкой в Илинге. «Два дорогих, дорогих письма», — пишет Агата. Но по-настоящему Селия страдает, читая именно материнское письмо: «Домой, она хотела домой. И чтобы там была мама…»

Агата горячо любила отца, но могла обходиться без него, если Клара была рядом. Но пока отец не умер, она безукоризненно контролировала себя и соблюдала декорум. А тут вдруг, в одночасье, ее жизнь утратила стабильность. «Я покинула мир детства… чтобы вступить в границы мира реальности», который сулил много грубого и опасного. Как благовоспитанная викторианская девочка, она пошла в спальню к матери, чтобы сказать ей, что папе теперь хорошо, потому что он на небесах. Не хочет же Клара, чтобы он покинул рай и вернулся на землю. «Да, да, хочу! — закричала Клара. — Я бы сделала все, что только возможно, чтобы он вернулся, ни перед чем не остановилась бы. Я хочу, чтобы он был