Агата - [16]

– Надеюсь, вам удастся разобраться в том, что вас страшит, – проговорил он хриплым голосом и откинулся на подушки, – а то окажется, что все было зря.

Я пожал плечами – разве и теперь по большей части не все совершается зря? – но все же спросил: – А как узнать, чего боишься?

– Мой опыт подсказывает, – ответил Тома, прикрыв глаза, – что надо начать с самого главного своего желания.

Агата VIII

– Все говорили, что я похожа на отца, и ему. И это страшно нравилось. Я думаю, он гордился тем, что, несмотря на свой физический недостаток, произвел на свет ребенка; я представляла собой своего рода трофей. Играй, Агата, играй!

Эти слова она выговорила, кривляясь.

– А у вас были способности? – спросил я. Разумеется, у нее были способности. Агата кивнула.

– Они мне никогда не говорили о моем таланте, я слышала только, как они говорят это другим, когда думают, что я не слышу. Но и правда, у меня действительно очень хорошо получалось.

– А это вас не радовало? – Я смотрел на ее тонкие пальцы, представляя себе, как они бегают по клавишам, попадая не на те: Агата ошибается нарочно. Мне вдруг вспомнился день, когда я понял, что играю на скрипке лишь ради отца: даже когда пьеса мне удавалась, я чувствовал не радость, а облегчение.

Агата покачала головой.

– Нет, я все это ненавидела. Ненавидела пианино, и ненавидела, когда они рассказывали обо мне. Они хотели только показать, какие они прекрасные родители. Ко мне это не имело отношения.

Наше время, собственно, истекло, но мне жалко было ее прерывать, больше всего на свете мне хотелось оставаться здесь с Агатой, а следующий пациент пусть бы подождал. Хотелось смотреть на ее белую кожу и представлять себе, что бы я почувствовал, прикоснись я к ней ладонью; задать ей вопрос, зная, что смогу излечить ее, если найду нужные слова.

Должно быть, она все же ощутила некую перемену, потому что, хотя я не шевелился и ничего не говорил, она решительно села. Волосы у нее растрепались и стали влажными, как у ребенка, только что проснувшегося после глубокого сна.

– На сегодня, пожалуй, все, доктор. Увидимся во вторник.

Она одарила меня улыбкой, больше всего напоминавшей заученную гримасу; я кивнул.

– Хорошо, Агата. До встречи.

Краткий миг ее рука оставалась в моей, потом она вышла из кабинета и закрыла за собой дверь. Я сел на кушетку, еще теплую после ее тела, и медленно, с наслаждением втянул в себя воздух. Потом я пригласил войти мадам Кармей, настраивая себя на то, что она ровно столь же важна для меня. Снег

Проснувшись как-то поутру, я увидел, что город окутан тонкой белесой пеленой. Я всегда любил зиму с ее приглушенными звуками, снег определенно любезнее моему сердцу, чем солнце. На этот раз снег выпал неожиданно, в тот момент, когда весну сменяет лето, и оттого был мне еще милее.

Снег сделал зримым тайный мир следов, оставленных собачьими лапами, сапогами и крохотными детскими ножками, свернувшими к школе или протопавшими мимо лечебницы к центру города.

Я отработал первые сеансы этого дня в кабинете, на подоконниках которого скапливались пыль и дохлые мухи. В глубине души я проклинал все те обстоятельства, что влияли на моих пациентов и с которыми я ничего не мог поделать. Бороться приходилось и с бесчувственными супругами, и со спрятанными за стеллажом бутылками; а чего можно, собственно говоря, ожидать от терапии, если у меня была лишь пара часов в неделю, чтобы ее выстроить, а у пациентов – все их существование, чтобы свести мои усилия на нет?

Тут пришла мадам Алмейда. Она заговорила в ту же секунду, как ее голова коснулась подушки, и мне подумалось, что она может и не заметить, если я тихо умру от скуки у нее за спиной. Как же так, мадам Сюррюг вот-вот потеряет своего мужа, а эту жуткую бабу занимает только одно: что ее надули на 10 сантимов при покупке перчаток!

От этой мысли в нос мне шибанула кислая отрыжка, выплеснувшаяся на пациентку: – Мадам, все, пора с этим кончать! – перебил я ее. Случается, что сам себя удивишь; именно это и произошло. – Приходя сюда, вы каждый раз тратите время на россказни о чужих упущениях, вы меня сводите этим с ума! Скоро уже три года, как вы жалуетесь на лень своего мужа и игнорируете абсолютно все, что говорю вам я. Дальше так продолжаться не может!

Мадам Алмейда неуклюже приподнялась на локтях и, не веря своим ушам, повернулась ко мне лицом. Болтающаяся у нее под подбородком кожа слегка подрагивала, глаза широко распахнулись.

– Мне кажется, нам стоит произвести эксперимент, мадам. Очевидно, от ваших визитов ко мне лучше вам не становится, так что я предлагаю попробовать нечто новое. До нашей встречи на следующей неделе вы должны сохранять полный покой. Вы должны сообщить мужу, что все дела по дому обязан выполнять он, потому что вы получили указание отдыхать; а вам нужно просто наслаждаться природой, читать книги… или что там вам еще захочется. Встретиться с хорошими друзьями.

Побагровев, мадам Алмейда возопила: – Но Бернар не умеет готовить! Он не умеет ни стирать, ни гладить, Бернар абсолютно ничего не умеет!

Я пожал плечами. Бернар не интересовал меня ни в малейшей степени.