Агада. Большая книга притч, поучений и сказаний - [98]

Говорит р. Элиэзер р. Иошуе:

– Эти добрые люди занялись пением. Не займемся ли и мы, чем нам подобает?

Завязалась у них нравоучительная беседа; от Торы перешли к пророкам, от пророков к гаиографам. Свежими, новыми звучали слова Писания, словно сейчас на Синае провозглашенные и божественным огнем осиянные. Видя это, отец мой сказал:

– Убеждаясь, насколько могущественная власть Торы, обещаю: новорожденного сына моего, если он жив будет, посвятить всецело священной науке.

Небескорыстно, как видишь, было это обещание. И поэтому-то я и не устоял перед соблазнами жизни. – Расскажи, однако, о чем еще говорил ты в своей проповеди?

– Я говорил на стих: «То и другое создал Бог».

– Как объяснял ты этот стих?

– Планомерно все в природе: горы – и равнины; моря – и реки.

– Нет, учитель твой Акиба иначе объяснял этот стих. «Господь, – говорил он, – создал праведников и создал грешников, создал рай и создал ад. Каждому человеку уготованы две доли, одна в раю, другая в аду. Праведник получает обе, за себя и за грешника, доли райского блаженства, грешнику же достается возмездие и за себя, и за праведника в безднах преисподней. – И еще о чем говорил ты?

– О стихе: «Не равняется с нею (Торою) золото и стекло, и не выменяешь ее на сосуды из золота чистейшего».

– Как объяснял ты этот стих?

– Тора, – сказал я, – подобна и золоту, и стеклу: приобрести ее трудно, как изделия из чистейшего золота, а лишиться ее легко, как сосудов стеклянных.

– Клянусь Богом, даже как сосудов глиняных. Ничего не может быть легче. Однако учитель твой Акиба давал этому изречению другое объяснение:

– Золотые и стеклянные сосуды, – говорил он, – если и разобьются, их можно починить. Также и ученый: если он и согрешит, для него возможно раскаяние.

– Если так, – говорит р. Меир, – раскайся же и ты!

– Для меня это уже невозможно.

– Но почему?

– Однажды в Иом-Кипур, совпавший с субботним днем, я проезжал верхом мимо бет-гамидраша, и услышал я оттуда Бал-Кол, громко возвещавший:

«Возвратитесь, заблудшие дети! Возвратитесь ко Мне, и Я обращу лицо Мое к вам. Все возвратитесь, все, кроме Ахера, познавшего могущество Мое – и восставшего против Меня!»

Заметив, что кончился техум[179], говорит Элиша р. Меиру:

– Возвратись, Меир, домой; по шагам моей лошади я вижу, что мы прошли техум.

– Возвратись и ты, Элиша! – убеждает его р. Меир.

– Я уже говорил тебе, – отвечает Ахер, – о слышанном мною Бат-Коле: «Все – за исключением Ахера!».

Уступая настойчивым просьбам р. Меира, Элиша согласился посетить вместе с ним некоторые школы для детей. Входят они в ближайшую школу.

– Какой стих проходил ты сегодня? – обращается р. Меир к одному из учеников.

– Нет мира нечестивым – говорит Господь.

Входят в следующую школу – и ученик на тот же вопрос отвечает:

– Хотя бы умыла себя щелоком и много потратила на себя мыла, нечестие твое все останется пятном предо Мною, говорит Господь Бог.

В третьей школе:

– А ты, опустошаемая, что станешь делать? Хотя наряжаешься в пурпур, надеваешь на себя золотые украшения, очерчиваешь глаза свои румянами, но напрасно украшаешь себя: презрели тебя любовники – они ищут души твоей.

Побывали они таким образом в тринадцати школах, и везде ответы учеников содержали дурное предзнаменование для Ахера.

Последний из школьников, к которому р. Меир обратился с тем же вопросом, прочитал стих:

«Нечестивому же сказал Бог: «Что тебе до Моих уставов?».

Рассказывали про Ахера, что при посещении им школ он, указывая на детей, сидящих за учебниками, говорил:

– К чему они сидят за этими ненужными книжками? Этому лучше бы сделаться каменщиком, тому столяром, третьему маляром, четвертому портным
Слыша это, дети оставляли книги и совершенно прекращали учение.

Еще рассказывали про Ахера, что он постоянно напевал какую-нибудь греческую песенку, а когда он находился в бет-гамидраше, ронял из карманов разные книги еретического содержания.

Как началось вероотступничество Ахера?

Рассказывают следующее.

Однажды в субботу он сидел, занимаясь св. учением, в Генесаретской долине. И видит он – некий израильтянин влезает на верхушку пальмы, берет из гнезда птицу-мать от едва вылупившихся птенцов и уходит благополучно. В ту же субботу вечером другой израильтянин влез на дерево, сперва согнал с гнезда птицу (как и повелевается Торою) и затем взял птенцов. Но едва он сошел с дерева на землю, его ужалила змея, и он тут же скончался.

Глубоко задумался Элиша над этим случаем:

«Как же так? – размышлял он, – в Торе сказано: “Мать отпусти, а птенцов возьми себе, чтобы тебе было хорошо, и чтобы продлились дни твои”. Где обещанное добро и долгоденствие этого человека?»

Это и послужило началом его вероотступничества.

Когда Элиша заболел, пришел к нему р. Меир и начал его убеждать:

– Покайся и возвратись к вере.

– Но может ли еще быть принято мое раскаяние?

– А разве не сказано: «Ты возвращаешь человека до сокрушения?» То есть доведя человека до окончательного сокрушения духа его.

Заплакал Элиша и со слезами на глазах скончался.

– Эти слезы показывают, – радостно воскликнул р. Меир, – что учитель мой умер раскаявшимся.

Едва его похоронили, пал с небесных высот огонь на могилу и начал охватывать ее пламенем.