Агада. Большая книга притч, поучений и сказаний - [87]

Вернувшись в комнату и увидя это, Имма-Шалом воскликнула:

– Встань, Элиэзер! Брат мой[151] уже убит тобою!

И в ту же минуту раздались звук рога [и голос] из дома патриарха:

«Умер рабан Гамлиель!»

Спрашивает жену р. Элиэзер:

– Как предугадала ты его смерть?

– Еще от деда, – отвечает Имма-Шалом, – в нашей семье сохранилось предание: все врата небесные время от времени закрываются, и только врата для жалоб невинно скорбящих всегда остаются открытыми. (Баба-М., 59)

Все плачут, один радуется

Когда р. Элиэзер заболел, пришли (невзирая на отлучение) ученики проведать его. Видя страдания учителя, они заплакали. Один р. Акиба стоял радостно улыбаясь.

– Чему радуешься ты? – спрашивают товарищи.

– А вы о чем плачете? – отвечает вопросом р. Акиба.

– Как же нам не плакать при виде той скорби, в которой находится перед нами Тора?[152]

– По той же причине я и радуюсь. Видя до сих пор, что у учителя нашего вино никогда не скисает, лен не выбивает градом, елей не горкнет и мед не бродит, я тревожился мыслью, не послужит ли земное его благополучие наградой ему вместо блаженства в грядущей жизни? Ныне же, видя его в такой скорби, я спокоен за него. (Санг., 101)

«С покорностью и любовью»

Пришли также проведать р. Элиэзера старейшины: р. Тарфон, р. Иошуа, р. Элазар бен Азария и р. Акиба.

И, желая утешить его, говорит р. Акиба:

– Учитель! Ты для народа благодатнее, чем дождь для полей: дождь благотворен для нас только на земле, а ты, учитель – и в земной жизни, и в грядущей.

– Учитель! – говорит р. Элиэзер бен Азария, – ты для нас дороже отца и матери: они для нас только на земле, ты же и в земной жизни, и в будущей.

Но вот раздался голос р. Акибы:

– Страдания должны быть принимаемы с покорностью и любовью.

Услышал сказанное р. Элиэзер – сломили слова эти и его неукротимую волю.

– Поддержите меня, – обратился он к своим ученикам, – дайте мне получше расслышать слова ученика моего Акибы. Да, «страдания должны быть принимаемы с покорностью и любовью!» (Санг., 101; Ял. – Ш.)

Отлучение снято

При известии о близкой смерти р. Элиэзера, пришли снова навестить его р. Акиба с товарищами и стали просить у него разъяснений по закону о «чистом» и «нечистом».

И умирающий давал им ответы, до последней минуты поражая их глубиною знаний и ясностью своего ума.

И с последним словом «чисто» отлетела душа его в вечность.

Тогда поднялся р. Иошуа и провозгласил:

«Отлучение снято! Отлучение снято!»

На исходе субботы, когда погребальное шествие направлялось из Кесарии[153] в Лидду, на встречу вышел р. Акиба. В непреодолимом отчаянии он начал истязать себя, обливаясь кровью.

И зазвучал надгробный плач его:

– Отец мой! Отец мой! Колесница Израиля и всадники!»[154] Много у меня монеты мелкой, но не стало того, кто мне выменял бы ее на чистое золото… (Санг., 68; Аб. де-р. Н., 25)

Р. Иошуа бен Ханания

«Благо родившей его»

«Благо родившей его!» – говорили про р. Иошуа.

Встретив впервые р. Иошую, старый Ионатан бен Гиркан сказал про него словами пророка Исайи:

«Кого поучит он знанию? Отнятых от молока, отлученных от груди».

– Я помню, – пояснил р. Натан, – что мать приносила его в колыбели в школу, чтобы дать ушам его с младенчества насытиться словами Торы.

Сам же р. Иошуа говаривал:

– Если бы все моря текли чернилами, все тростники были перьями, земля и небо пергаментом и люди все писцами, еще недостаточно было бы, чтобы описать все, чему я учился. И при всем том зачерпнуть из родника знания я успел не более, чем кисточка, обмокнутая в воды океана. (Иевам., 81; Ш. га-Ш., гл. 1)

Мудрость и красота

– О, прекрасная Мудрость в некрасивом сосуде! – воскликнула дочь кесаря при виде р. Иошуи, не отличавшегося красотой лица.

– Дочь моя, – сказал ей р. Иошуа, – в каких сосудах у твоего отца, у кесаря, хранится вино?

– В глиняных.

– Как, вино кесаря – и в таких же глиняных кувшинах, как и у всех простых людей!

– А в чем же следовало бы нам держать наше вино?

– Вам, столь знаменитым и славным, приличествует держать ваше вино в серебряных и золотых вазах.

Вино было перелито в серебряные и золотые вазы – и скисло.

Спрашивает кесарь:

– Кто посоветовал тебе сделать это?

– Р. Иошуа бен Ханания, – отвечает царевна.

Призывает кесарь р. Иошую:

– Как мог ты посоветовать это моей дочери?

Рассказал р. Иошуа, по какому поводу он так поступил:

– Мой совет был только ответом на ее вопрос.

– Встречаются, однако, мудрецы и с красивой наружностью?

– Некрасивые – они были бы еще более мудрыми. (Таан., 7)

Лев и журавль

Во времена р. Иошуи бен Ханании императором Адрианом разрешено было евреям вновь построить храм в Иерусалиме. Двое граждан Папус и Лулианус открыли по всему пути от Аку до Антиохии кассы для снабжения всех возвращающихся в Иерусалим евреев деньгами и всем необходимым.

Когда об этом узнали хутеи[155], они оклеветали евреев перед Адрианом, донося о будто бы готовящемся против него восстании.

– Как же быть, – задумался Адриан, – ведь разрешение уже вступило в силу.

– Прикажи им, – посоветовали хутеи, – возобновить храм не на прежнем месте, или же вели изменить его размеры, увеличив или уменьшив их хотя бы на пять локтей против прежнего. Тогда они от постройки храма сами откажутся.