Агада. Большая книга притч, поучений и сказаний - [86]

С этими словами старик встал на стул и громким голосом заявил:

– Жители Иерусалима! Слушайте: я пришел сюда для того, чтобы лишить сына моего Элиэзера его доли в наследстве. Теперь же я заявляю, что все добро мое перейдет в его исключительное владение; братья же ничего получить не должны.

На эти слова р. Элиэзер ответил так:

– Нет, отец! Если бы я земли попросил у Господа, Он и без тебя мог бы дать мне ее достаточно: «Господу принаадлежит земля и все, что наполняет ее». И если бы золота и серебра я пожелал, Господь и этим сумел бы наделить меня: «Мое все серебро и Мое все золото – говорит Господь Саваоф». Но я ничего, кроме знания, не прошу у Господа. (П. де-р. Э., 1, 2; Аб. де-р. Н., 6; Бер. – Р., 42; Т. Гак., Л. – Лехо; Беца, 13)

Камень р. Элиэзера

Здание, в котором помещалась академия р Элиэзера[150], было круглой формы, в виде ристалища, и лежал там камень, на котором р. Элиэзер сидел во время занятий с учениками.

Зашедший туда р. Иошуа стал целовать этот камень, говоря:

– Камень этот подобен Синаю, а тот, кому он служит сидением – Кивоту Завета. (Ш. га. – Ш., 1)

«Не женское дело»

Одна римская матрона задала вопрос р. Элиэзеру:

– Справедливо ли было за один грех поклонения золотому тельцу покарать народ тремя родами казни?

– Вся мудрость женщины не идет дальше прялки, – проговорил, вместо ответа, р. Элиэзер.

– Отец, – заметил ему сын его Гиркан, – благодаря твоему отказу ответить на ее вопрос, мы лишимся ежегодного поступления от нее десятинного сбора в количестве целых трехсот коров.

– Пусть сгорят! – ответил р. Элиэзер, – Тора не женское дело. (Бам. – Р., 9)

«Чудеса – не доказательства»

Однажды возник большой спор между учеными по закону о «чистом» и «нечистом». Р. Элиэзер был одного мнения, прочие ученые другого. Каких доказательств ни приводил р. Элиэзер, ученые оставались при своем.

– Слушайте же! – воскликнул р. Элиэзер, – если мнение мое верно, пусть вон то рожковое дерево подтвердит мою правоту!

В ту же минуту невидимою силой вырвало с корнем дерево и отбросило его на сто локтей.

Это, однако, не убедило его противников:

– Чудо с деревом не может служить доказательством, – заявили они.

– Если прав я, – сказал далее р. Элиэзер, – пусть ручей подтвердит это!

При этих словах вода в ручье потекла обратно.

– И ручей ничего не доказывает, – настаивали на своем ученые.

– Если прав я, пусть стены этого здания свидетельствуют о моей правоте!

Накренились стены, угрожая обрушиться, но прикрикнул на них р. Иошуа: «Там, где ученые спор ведут, не вам вмешиваться!» И стены, из уважения к р. Иошуе, не обрушились, но, из уважения к р. Элиэзеру, и не выпрямились, – так навсегда и остались в наклонном положении.

– Пусть, наконец, само небо подтвердит мою правоту! – воскликнул р. Элиэзер.

Раздался Бат-Кол:

– Зачем противитесь вы словам Элиэзера? Закон всегда на его стороне.

Встал р. Иошуа и говорит:

– Не в небесах Тора. Мы и Бат-Колу не подчинимся!

Встретился после этого р. Натан с Илией-пророком и спрашивает:

– Как отнеслись на небе к этому спору?

Отвечает Илия:

– Улыбкою озарились уста Всевышнего – и Господь говорил:

«Победили Меня сыны мои, победили Меня!»

Рассказывают, что в тот же день все, что р. Элиэзером признано было «чистым», было собрано и сожжено, после чего ученые торжественно провозгласили его отлучение.

Возник вопрос: кому идти объявить об этом самому р. Элиэзеру, ввиду того, что, распаленный гневом, р. Элиэзер мог бы накликать на всю страну неисчислимые бедствия. Требовалось, по крайней мере, чтобы пошел человек наиболее достойный и уважаемый. Пойти решился р. Акиба.

Облачившись, в знак печали, в черные одежды, он пришел к р. Элиэзеру и сел в четырех локтях расстояния от него.

Спрашивает р. Элиэзер:

– Акиба, что особенного произошло сегодня?

– Мне кажется, – отвечает р. Акиба, – что твои товарищи удалились от тебя.

Услыша это, разорвал на себе одежды р. Элиэзер, снял обувь и опустился на землю. Горячие слезы обиды и гнева полились из глаз его. И опасения оправдались – тяжелые бедствия обрушились на страну: целая треть масличного урожая погибла; пропала также треть посева на пшеничных и ячменных полях. Даже тесто в руках у месильщицы как-то размокало и разлезалось. Великие бедствия произошли в тот день: куда ни взглянет р. Элиэзер, все выгорало как от пожара.

Сам патриарх рабан Гамлиель едва избегнул смертельной опасности:

Как раз в тот день он находился в плавании. Совершенно неожиданно поднялся ужасный шторм, грозя потопить корабль. «С чего это? – стал размышлять рабан Гамлиель, – не иначе как из-за р. Элиэзера». И воззвал он к небесам:

«– Господи! Ты ведаешь, что не ради своей славы и не ради славы предков моих поступил я так, но только для прославления Тебя, Господи, дабы не усиливались разногласия и распри среди Израиля…»
Прекратилась буря; море успокоилось.

Имма-Шалом, жена р. Элиэзера, – она же сестра рабан Гамлиеля, – все время следила за тем, чтобы не давать р. Элиэзеру пасть ниц во время молитвы. Ибо знала она, что такая молитва его всегда вызывала грозные бедствия для его противников.

Но случилось так, что к дому их подошел нищий, и она отлучилась на одну минуту, чтобы подать милостыню. В это время терзаемый невыносимою скорбью, пал р. Элиэзер на лицо свое, изливая в горьких мольбах свои душевные муки.