Африканская ферма - [83]

— О боже, оставила дверь открытой! — заговорила она, спеша затворить дверь. — Ох уж эти черные! И где только у них голова! Вам нездоровится, сэр? — поинтересовалась она, взглянув на Грегори.

— Нет, нет, — отвечал Грегори. — Кто живет в этой комнате?

Обрадованная неожиданному слушателю, хозяйка тут же выложила все, что знала. Полгода назад в гостиницу приехала леди, одна-одинешенька, если не считать цветного погонщика. Через восемь дней после приезда она родила. Если хочет, мистер может встать и поглядеть в окно, вон там на кладбище, под эвкалиптом и покоится ее младенец; слабенький такой родился, жил всего два часа, да и мать чуть за ним следом не отправилась. Однако выходили ее. В один прекрасный день она встала, оделась и, никому ни слова не сказав, вышла. День был сырой, дождливый. Там под деревом, на кладбище, и увидел ее случайный прохожий. Сидит на сырой земле вся промокшая. Насилу увели ее оттуда. Бедняжка простудилась и с тех пор не встает. И не встанет, говорит доктор…

А леди такая терпеливая, просто диву даешься. Спросишь ее о здоровье, она непременно ответит, что лучше, скоро, мол, совсем поправится. Лежит себе в темноте и никого не беспокоит. Ухаживает за ней одна служанка, а больше она никого к себе не подпускает… Даже и слышать не хочет, чтобы кто-то другой видел ее в таком состоянии. Странная леди, — но платит исправно. А теперь вот уходит ее служанка, и ей поневоле придется привыкать к новой прислуге…

Рассказав все это, хозяйка удалилась с подносом. Грегори беспомощно уронил голову на руки. Но тут же сообразил, что ему делать.

Утром он отогнал своих лошадей за город, где еще по дороге сюда приметил отдыхавший на холме обоз. Голландец, старший погонщик, только головой покачал, когда проезжий предложил ему за бесценок своих лошадей. Краденые, наверное. Но стоило рискнуть, и он тотчас же расплатился. Грегори перекинул через руку седельную суму и поспешил в обратный путь. Отойдя достаточно далеко, он свернул с дороги и пошел вельдом, покрытым сухими, уже отцветающими травами. Добравшись до глубокой лощины, вымытой в сезон дождей, Грегори спрыгнул вниз, на красный песок пересохшего русла. Оглядевшись, он выбрал место в тени под нависшим берегом и сел, обмахиваясь шляпой, потому что день выдался жаркий, а он шел быстро. У его ног сновали запыленные муравьи, перед ним отвесной стеной вздымался противоположный откос, где торчали обнаженные корневища, а над головой сияло лазоревое африканское небо. Он посмотрел на седельную суму, набитую женской одеждой, и поднял умоляющие глаза к небу.

— Неужели это я, боже, я, Грегори Назианзен Роуз? — произнес он.

Как все это странно! Он, Грегори Н. Роуз, сидит в русле пересохшего ручья, среди этой бескрайней равнины! Судьба переменчива, как цвета летнего облака. Грегори даже не заметил, как заснул, прислонясь головой к берегу. Когда он проснулся, солнце клонилось к закату, и лощина тонула в тени. Пора было приниматься за дело. Грегори вынул из кармана маленькое дешевое зеркальце и прикрепил его к обнаженному корню на уровне глаз. Натянул на себя старомодное женское платье и приколол воротник с ажурной вышивкой «ришелье». Затем вынул бритву, и на землю полетели мягкие пряди бороды, которые муравьи тотчас же растащили для своих муравейников. И вот в зеркальце отразилось лицо, увенчанное чепцом с оборками, белое женственное лицо с миниатюрным ртом, вздернутой верхней губой и маленьким подбородком. Грегори преобразился в высокую стройную даму. Дама опустилась на колено, затолкала в ямку седельную сумку с мужским платьем, засыпала все землей и разровняла так, чтобы не оставалось следов. Затем поднялась и встревоженно огляделась. Но, кроме ихневмона, сидевшего на задних лапках у своей норы, кругом не было ни живой души, да и зверек, когда она поднялась, юркнул в свою норку.

Грегори не спешил, так чтобы достичь городка не раньше, чем спустятся сумерки.

В дверях кузницы стояли двое подростков. Проходя мимо них по улице, Грегори услышал за спиной громкий смех. Он опасливо оглянулся и, вероятно, бросился бы наутек, если бы ему не мешали юбки. Однако подростки вовсе и не думали над ним смеяться; поводом для их веселья была искра, опалившая одному из них волосы.

Парадная дверь гостиницы была распахнута настежь, и свет изнутри падал на улицу. На пороге тут же показалась хозяйка. Она пристально вглядывалась в темноту, пытаясь рассмотреть экипаж. Но Грегори был уже близок к своей цели и не сробел. Он сказал хозяйке, что оставил свой фургон на окраине города, там, где весь обоз.

Войдя, Грегори попросил себе комнату для ночлега. Он лгал без всякого смущения и готов был солгать пятьдесят раз кряду. Пусть даже в соседней комнате, обмакнув перо в чернильницу, стоит ангел, записывающий его грехи! Не все ли равно? Важно только одно: здесь лежит та, что так дорога его сердцу; на все расспросы она отвечает, что «ей лучше», а ей худо, очень худо.

Хозяйка подала ему ужин в ту самую маленькую гостиную, где он завтракал поутру, а сама села напротив с вязаньем в кресло-качалку, чтобы поболтать и постараться выведать новости, которыми можно будет потом угостить завсегдатаев бара. В нежном лице под старомодным чепцом с оборочками она не обнаружила никакого сходства с лицом утреннего посетителя. Приезжая оказалась дамой общительной. По роду занятий она сиделка и приехала в Трансвааль, прослышав, что здесь опытная сиделка без работы не останется. Нет, нет, пока она еще и не искала места. Не может ли хозяйка порекомендовать ее в какой-нибудь приличный дом?