Африка: Сборник - [14]

«Что это?» — спросила его леди Синтия.

Он не ответил. Она подошла к нему и протянула руку. Сэр Персивал отдал ей фотографию.

«Мы же решили все уничтожить», — суровым голосом, тише обычного сказала леди Синтия.

«Эту я не мог… — едва слышно проговорил сэр Персивал. — Я нашел ее случайно… Наш сын… Наш единственный сын… И потом, здесь он еще совсем молодой, задолго до всех этих ужасных событий…»

Но леди Синтия продолжала все тем же суровым тоном:

«Не было ничего задолго… И никакого сына тоже никогда не было».

Она вышла из гостиной, и я — словно какой-то дух толкнул меня — последовал за ней.

Леди Синтия направилась в комнату, где стоял большой полукруглый буфет, весь заставленный бутылками. Подойдя к нему, она наполнила до краев и залпом осушила сначала один стакан виски и следом другой.

Черные глаза ее лихорадочно блестели, лицо покрылось мертвенной бледностью и как-то вытянулось. Она положила маленькую фотографию между двумя бутылками, уставилась на нее злобным взглядом и принялась с ней разговаривать. По-настоящему разговаривать, цедя слова сквозь зубы, словно перед ней был человек, которого она больше всех ненавидела. «Тебя выгнали из самого старого, самого привилегированного королевского полка из-за твоих безумств, ошибок, из-за твоего упрямства. Но я простила… Я уплатила твои долги… Я хотела подыскать для тебя подходящую партию. Но ты прицепился к этой ничтожной девке и женился на ней. Ты осмелился ввести ее в мою семью! Потом она сбежала от тебя. И тогда ты подкинул нам Дэзи. С тех пор для всех нас ты умер. Умер! Умер!»

С этими словами леди Синтия разорвала фотографию сына на мелкие кусочки. А я убежал: очень уж страшно мне было смотреть на ее лицо.

Тут Зельма-бедуинка закричала, будто ночная сова, и вслед за ней другие женщины стали вскрикивать и причитать:

— Разорвать фотографию сына!

— Безумная!

— Проклятая!

— Над этим домом тяготеет несчастье!

— Не переноси его на нас, бродячий горбун!

И слепой рыбак Абдалла в свою очередь воскликнул:

— Аллах милостив, что лишил меня света и мне не довелось видеть то, что видел ты!

И добрый старец Хусейн, продающий сурьму, дружески сказал Баширу:

— Надеюсь, после всего случившегося ты удрал оттуда насовсем, ведь ничего хорошего уже не могло там с тобой произойти.

И Башир ответил:

— Именно об этом я и думал, отец мой, и с нетерпением ждал ночи, чтобы отпереть ворота отмычкой.

— Но ты этого не сделал. Я чувствую, что твоему рассказу еще далеко до конца, — заметил уличный писец Мухаммед.

— Верно, — согласился Башир и продолжил свой рассказ:

— Сумерки еще не спустились на землю, когда появился араб портной (помните, друзья мои?), которому леди Синтия велела снять с меня мерки. Он принес великолепный наряд, сшитый из зеленого блестящего шелка. Леди Синтия приказала надеть его и осталась весьма довольна тем, что одежда на удивление шла мне. «Завтра все должно быть особенно красивым, завтра у нас большой день», — только и сказала она, и лицо ее приняло таинственное выражение. Когда она ушла, я спросил у портного и у слуг, с которыми мог объясняться, что должно завтра произойти. Но никто ничего не смог мне ответить. И тогда я остался. Очень уж мне захотелось все узнать.

— И мы хотим! Мы тоже хотим! — закричали слушатели.

Но вместо того чтобы унять нетерпеливую толпу, Башир вдруг задал вопрос:

— Помните ли вы, друзья мои, неделю удивительных празднеств, которая называлась Большой неделей Танжера? К нам тогда съехалась уйма народу.

— Да как же ты можешь спрашивать об этом, Башир?

— Как можно забыть те прекрасные дни?

В репликах слушателей чувствовалось упоение.

— Танцы на площадях!

— Военные марши!

— Фейерверки!

— Парусные гонки!

— А на стадионе, где обычно проходят игры и спортивные состязания, — парад великолепно украшенных автомашин.

При этих словах Башир поднял руку и вновь спросил:

— Ив той веренице, припоминаете, друзья мои, открытый автомобиль, самый длинный из всех, за рулем которого сидела важная пожилая дама, а рядом — маленькая девочка с длинными золотистыми волосами?

На что красавец Ибрагим, продавец цветов, первым ответил:

— Помню, помню. Вокруг нее было столько роз и ирисов! Я за месяц не продаю и половины того количества.

Не успел он договорить, как раздались другие голоса:

— А сзади находилось множество зверюшек и птиц.

— Собаки какой-то редкой породы.

— Большие и маленькие обезьянки.

— Две газели.

— Гигантские попугаи.

Тогда Башир спросил в третий раз:

— И среди зверей вы, я думаю, заметили кое-кого, в одежде зеленого цвета и с горбом сзади и спереди?

Надолго воцарилось молчание. Первым его нарушил бездельник Абд ар-Рахман.

— Клянусь своей бородой, — воскликнул он, — и священной бородой пророка, так, значит, это был ты?!

Башир слегка наклонил голову, но этого оказалось достаточно, чтобы вызвать возбужденный говор толпы.

— Ты? Среди роз и ирисов?

— Ты? В окружении редких животных?

— Ты? Прекрасно одетый?

— Ты? В машине этой всесильной женщины?

— Ты? В самом красивом автомобиле?

Башир опустил глаза и со скромным видом произнес:

— В самом деле, ни одна автомашина не была встречена такими рукоплесканиями, как наша, и мы действительно получили главный приз.