Африка африканеров - [51]

Спустя несколько лет Националистическая партия вытеснила всех тех, кто пытался основать какие-либо другие партии африканеров[48]. Ею был предпринят еще один шаг: право голоса предоставили белым подросткам. Вслед за тем были приняты меры к тому, чтобы лишить небелых всякого представительства. Индийцев лишили права посылать своих представителей. Метисы должны были голосовать по особому списку в присутствии полицейского чиновника (в чине не ниже сержанта). И. наконец, в 1959 г., под предлогом создания бантуста-нов, африканцев лишили права выбирать четырех белых сенаторов в качестве своих представителей. А когда депутаты попробовали возмутиться таким вольным обращением с избирательным законом, записанным в конституции, Фервурд якобы ответил: «Это воля божья». Бантинг рассказывает, что юмористы изображали в те времена премьер-министра, беседующим по телефону с самим господом богом.

В заключение Бантинг пишет, что в наши дни в полиции, армии, администрации, системе здравоохранения — всюду одни только африканеры, причем все ключевые посты занимают люди из Брудербонда, — воистину «национализированная» страна, ничего не скажешь.

Кейптаунский университет, куда я собираюсь сегодня утром, расположен в дубовой роще, на подступах к Столовой горе, неподалеку от памятника Сесилю Родсу. Погода стоит великолепная, и, так же как в ВИТСе, студенты загорают на траве.

Подобно йоханнесбургскому университету англоязычный университет Кейптауна считается рассадником революционных идей. Он славится своими резкими выступлениями против апартхейда. Когда в 1953 г. правительство постановило отчислить из университетов цветных студентов, кейптаунский университет оказал этому самое активное сопротивление. Ректор университета доктор Т. Б. Дейви сделал тогда заявление: «Существуют четыре основополагающих свободы для университета: это чему учить, как учить, кого учить и с кем учить».

До того как был принят этот закон, среди студентов кейптаунского университета насчитывалось 4 % цветных, теперь там нет ни одного африканца, только на медицинском факультете осталось пятьдесят семь индийцев и восемьдесят шесть метисов[49]. Из-за отсутствия квалифицированных преподавателей (почти все африканские преподаватели живут под домашним арестом или сосланы) обучение в университетах для африканцев считается второразрядным. Хотя в университетах для белых теперь наблюдается та же картина, так как правительство постепенно старается заменить преподавательский состав, на смену либерально настроенным преподавателям приходят те, кто получил образование в Претории или Стелленбосе. Ради этой цели в ход пущены все средства: изгнание, домашний арест, полицейский надзор, тюремное заключение.

Совсем недавно жертвами репрессий стали два видных ученых южно-африканских университетов: Эдуард Ру из ВИТСа и Джек Саймонс из Кейптауна.

Профессор Ру — знаменитый ботаник, научная работа, которую он ведет, известна всему миру. В молодости он был членом Коммунистической партии, но все знают, что вот уже лет тридцать, как он отошел от всякой активной политической борьбы. Тем не менее Форстер добрался и до него. И теперь профессор Ру не имеет больше права преподавать, издаваться, он не может присутствовать ни на одном собрании, ему не разрешается уходить далеко от дома.

Профессор Саймонс — большой авторитет в области африканистики. В течение двадцати пяти лет он преподавал в кейптаунском университете, целое поколение социологов обязано ему своими достижениями в области, исследования истории и развития африканского общества. Саймонс состоял в Коммунистической Партии вплоть до ее запрещения в 1950 г. С тех пор он не занимался политической деятельностью, если не считать того, что он пытался привить своим студентам любовь к свободомыслию. Саймонса тоже держат под надзором и подобно его коллеге лишили всех прав[50].

Один из ассистентов Саймонса Микаэл, активный деятель Либеральной партии в Кейптауне, рассказал мне, что НЮСАС — союз студентов — организовал внушительную демонстрацию в знак протеста против такого рода мер и обратился к министру с требованием объяснить причины принятого им решения. «Если у министра имеются доказательства виновности этих лиц, почему бы не передать их дело в суд?» В ответ на это Форстер заявил, что он не намерен пересматривать свое решение.

Микаэл, с которым я познакомилась на вечере по случаю окончания парламентской сессии, показался мне несколько странным. Живет он в постоянном страхе, так и ждет, что его арестуют или сошлют, говорит чуть ли не шепотом, без конца роется в своем автомобиле и уверен, что между книгами в его кабинете непременно поставят микрофон, бесконечно строит трагические гипотезы относительно своего будущего. «Мы больше не увидимся. Я мог бы добиться научной стипендии в каком-нибудь американском университете, но мне не дожить до этого дня». При встречах с ним невольно заражаешься его нервозностью и начинаешь испытывать невероятное чувство голода. Все наши свидания неизбежно заканчивались в университетском ресторане, где в окружении полудюжины преподавателей, на которых тревога оказывала Прямо противоположное действие, мы поглощали десятки бутербродов.