Африка африканеров - [37]

Она предлагает нам пойти встретить ее мужа у лицея. Но прежде надо еще раз зайти к администратору, он согласился продлить мой пропуск, взяв с меня обещание никому не говорить об этом и как можно скорее затем уехать.

По дороге в лицей мы должны пересечь участок, где в отдалении виднеется большое здание с разбитыми окнами, обнесенное колючей проволокой: общежитие для «несемейных».

— Там творится что-то ужасное, — рассказывает наша знакомая, — полиция дает им вино, гашиш, всячески поддерживает племенные нравы. Они часто дерутся и убивают друг друга.

На стенах видны следы от пуль — память о происходивших здесь и в Ланге волнениях во время расстрела в Шарпевиле; здесь тогда тоже убили человек десять.

Лицей представляет собой небольшое деревянное строение, огороженное колючей проволокой. Муж учительницы оказался очаровательным человеком, он говорит громким голосом и не пугается, как большинство африканцев, когда его о чем-нибудь спрашивают.

— Теперь я решил на все наплевать, — рассказывает он. — Рано или поздно меня все равно арестуют. Так что до тех пор недурно бы успеть высказать вслух то, что я думаю про себя. Дня не проходит без того, чтобы ко мне домой или в лицей не заглядывала полиция. Особенно они любят являться по утрам, часа в четыре, очень интересуются, не у меня ли проходят подпольные собрания.

Он рассказывает об образовании для банту:

— Ребята охвачены школьным образованием лишь на пятьдесят процентов. А дальше дело пойдет еще хуже. Все, чему их теперь учат, настолько бесполезно, что уж лучше бы им сидеть дома. В моем лицее всего триста восемьдесят учеников, а ведь он один на четыре локации. Родители и не стремятся дать детям высшее образование. Они рассуждают так: «Такой-то, мол, человек образованный, а что ему это дает? Он живет в резервате вместе со мной и в такой же точно бедности; он под надзором полиции, его часто сажают в тюрьму. Так какой смысл для африканцев учиться?» А расистскому правительству Фервурда только того и надо, оно хочет довести нас до отчаяния, заставить вернуться к первобытному образу жизни. Политика эта проявляется на каждом шагу, обо всем и не расскажешь. Ребятишкам приходится иногда идти в школу пешком больше двадцати километров. До 1955 г. им давали чай с бутербродами, теперь же, «в целях соблюдения африканских обычаев», их заставляют поститься весь день, а потом отправляют домой есть просо.

Он ведет меня в класс, где девочки получают хозяйственные навыки.

— Вот вам пример образования для банту. — В углу класса я вижу электрическую плиту и заброшенную утварь. — Мы хотели познакомить девочек с современной кухней, научить гладить электрическим утюгом. Ведь даже для того, чтобы стать прислугой, а это единственно доступное место в будущем для девушки, такие навыки могут пригодиться. Так нет, явилась полиция вместе с представителем министерства образования для банту. Нам заявили, что африканские обычаи следует уважать, т. е., иными словами, девочек следует обучать «полезным вещам», например готовить на костре, присев на корточки, толочь просо и украшать лицо разводами грязи… Они хотят заставить нас обратиться к пещерному веку, племенной жизни. А разве сами они хотели бы жить так, как жили их предки во времена Яна Ван Рибека? Да они просто с ума спятили, вот и все.

Я спрашиваю его, каково настроение людей в П. Удалось ли пустить здесь корпи революционным организациям?

— Видите ли, — отвечает он, — из-за политики правительства, которая в том и состоит, чтобы помешать обосноваться в Кейптауне коренному африканскому населению, таким организациям, как Африканский национальный конгресс, всегда было трудно всерьез и глубоко охватить этот район. АНК имеет огромное значение для всей страны. А в Ланге, например, одной из самых больших локаций Капской провинции, наибольшей популярностью пользуется Панафриканский конгресс, впрочем, и зародился-то он именно там, причин тому немало, и другие смогут рассказать вам о них лучше, чем я. Для таких локаций, как Ланга и в еще большей степени Ньянга и Гугулету, характерно то, что население их отказывается следовать лозунгам, призывающим к терпению и выдержке, они могут вдруг, ни с того ни с сего казалось бы, схватить топоры, колья, вообще все, что подвернется под руку, и ринуться на Кейптаун, невзирая на картечь и танки. Сами понимаете, население подвергается таким репрессиям, что люди боятся заниматься политикой в обычном смысле этого слова. Политика хороша для либералов-белых, рассуждают они, а нам ничего не дает. Они измотаны и отчаялись вконец, похожи на застоявшееся болото, но попробуйте пробудить их, и вы увидите. Знаете, как начинается мятеж в локации? Достаточно самого пустякового предлога. Помню, это случилось в Северном Трансваале. Белая женщина пришла к африканке, которая стирала ее белье, и потребовала у нее две простыни, которые будто бы пропали. Африканка прекрасно знала, что не брала их, но, испугавшись, спряталась. Белая вызвала полицию, африканка убежала, полицейские пустили вслед ей собак, и тут началось: собралась толпа людей с камнями и линчевала одного или двух полицейских. Остальные попросили подмогу, появились танки, многих арестовали. На другой день обнаружили двух полицейских-негров с перерезанным горлом…