Афины: история города - [12]

Столетие спустя Фредерику Норту Дугласу его современник-афинянин показался гиперболизированной копией древних греков. «Живой, страстный и искренний, он при этом щеголяет меткостью замечаний, а его непостоянство и жадность до новостей стали легендой. “Ти кинурио?” — “Какие новости?” — так же часто слышно на улицах Афин, как в былые времена до ушей святого Павла и Демосфена доносилось на древнегреческом “Ти кайнон?”— “Что нового?”». По мнению Эдмунда Кили со временем афиняне не слишком изменились. Он пишет о «противоречивом характере современного афинянина: очень эгоцентричен, обаятелен (и мужчины, и женщины), заносчив (каждый считает себя достаточно умным, чтобы быть воротилой бизнеса или премьер-министром), так же деятелен, как житель любого большого города, но вместе с тем исполнен чувства гордости за свой дом, как любой деревенский житель, и почти так же консервативен». Далее Кили пишет: «Этому афинянину не очень-то важны общественное признание и заслуги перед обществом, и в политических вопросах он крайне циничен» — и, возвращаясь к началу, вновь вопрошает: «Каков же афинянин?» Однако среди горожан из общества сохранения окружающей среды и культурного наследия «Эллиники Этериа» можно встретить людей, совершенно не укладывающихся в такое обобщенное восприятие.

Обобщение — излюбленный прием писателя, но грань между честной констатацией и пристрастным изложением очень тонка. Теккерей пересек эту грань, когда писал о «грязных проходимцах, оборванных жуликах, которые три часа до обеда трясутся над засаленными картами, скандалят и кричат, вооружены до зубов, но боятся драки». Марк Твен объявлял современных ему греков «узурпаторами и фальсификаторами репутации предков, если верить тому, что о них говорят», и тут же продолжал: «…а я склоняюсь к тому, что это правда».

Теккерей, который ненавидел все десять лет, потраченные на классическое образование, и время, проведенное в школе Чартерхаус, старался смыть налет романтизма в пику Байрону, более наблюдательному свидетелю, чем он сам: «Что значат голубые холмы Аттики, серебристый покой залива в Пирее, вересковые высоты Пентели и эти скалы, увенчанные дорическими колоннами Пантеона и тонкими ионическими стволами Эрехтейона, для человека, который не выспался из-за того, что его искусали клоны?» Остроумно подмечено.

Марк Твен и Акрополь

У Марка Твена от поездки по Греции остались впечатления более приятные. Он посетил Афины в 1867 году, во время развлекательного круиза в Европу и Палестину на пароходе «Квакер Сити». Это путешествие положило начало путешествиям американцев в Европу с культурно-познавательными целями. Поездка обходилась туристам в 1.25 доллара за день на взрослого человека, кроме того, им советовали иметь запас по 5 долларов золотом на человека из расчета на каждый день, проведенный на берегу. (Чтобы получить представление о сегодняшних расходах, эти цифры следует умножить на число от 5 до 10.) Знаменитости, которых ожидали на борту, в последний момент отказались от путешествия, и компанию Марку Твену составляли главным образом профессора, священники, док-гора и овдовевшие дамы — это был круиз компании «Суон Хелленик» без заказа услуг экскурсоводов. Твен расплатился за поездку, послав несколько путевых заметок в калифорнийское издание «Дейли альта», по 20 долларов за каждую. Его больше интересовали собратья-туристы и местные жители, чем древние руины. Но в Афинах он не стал описывать картину богатства, разнообразия и причудливости жизни улиц, как, например, поступил в Константинополе. Во всяком случае, Афины показались писателю по-домашнему более привлекательными, рациональными, наконец, более «европейскими», чем типично восточный Константинополь.

Когда «Квакер Сити» причалил в гавани Пирея и американцы уже вовсю разглядывали Афины в подзорные трубы, рассуждая, где какой памятник, начальство порта запретило высадку. Действовал одиннадцатидневный карантин. Карантин в XIX веке был делом нешуточным, хотя на борту комфортабельного судна проходил далеко не столь тягостным образом, как в убогих приморских кварталах. Твен и три его спутника решили покинуть корабль. Ночью, когда луну скрыли облака, они тайком проскользнули на берег и прошли через Пирей в Афины, перебудив по дороге всех собак. Они выбрались на какую-то сухую, свежевспаханную землю, миновали виноградники, обрывая по пути сочные ягоды. Наконец поодаль проявились загадочные розоватые очертания. Авантюристы продолжали путь по широкой белой дороге, миновали каменный акведук, поднялись на скалистый гребень и вдруг вышли к Акрополю. Они не смогли ни пройти в ворота, ни перелезть через стену, пришлось кричать, пока не проснулись четверо греков-стражников. «Мы стали шуметь и возмущаться у ворот, — писал Твен, — и они, получив от нас взятку, открыли ворота»[3].

Так произошла встреча с Акрополем. Твен и его друзья

…ступили на плиты чистейшего белого мрамора, истертые множеством ног. Омытые лунным светом, перед нами предстали самые благородные из когда-либо виденных нами руин — Пропилеи (главный вход в Акрополь), маленький храм Минервы (храм Афины Ники), храм Геркулеса (Эрехтейон) и величественный Парфенон (эти названия мы почерпнули от греческого гида, которому казалось, что семидесяти туристам большего знать незачем). Все они сложены из белоснежного пентеликонского мрамора (добытого на горе Пентели, в нескольких милях севернее Афин), но от времени он приобрел розоватый оттенок. Однако там, где излом еще свеж, мрамор сверкает белизной, точно первосортный рафинад. Шесть кариатид, шесть мраморных женщин в ниспадающих мягкими складками одеяниях, поддерживают портик храма Геркулеса, но другие храмы окружены массивными дорическими и ионическими колоннами, чьи каннелюры и капители еще не совсем утратили былую красоту, хотя над ними и пронеслись века и они претерпели не одну осаду… Большинство величавых колонн Парфенона еще стоят, но кровли нет. Двести пятьдесят лет тому назад он был в полной сохранности, но артиллерийский снаряд попал в расположенный поблизости венецианский пороховой погреб, и взрывом храм был разрушен и лишен кровли. Я мало что помню о Парфеноне. Несколько фактов и цифр, которые я привел здесь ради людей с плохой памятью, взяты мною из путеводителя.