Афганский дневник - [16]

Шрифт
Интервал

На подоконнике зазвенел полевой, спрятанный почему-то за ширму телефон, комдив извинился, взял трубку. Разговаривая, достал из пачки сигарету, прикурил от изящной серебряной зажигалки.

Сообщение, видимо, было хорошим, и, положив трубку, комдив заговорил по существу дела.

— Мы, афганцы, не любим спешить. Если приходит гость, мы приглашаем кушать. Но сообщу одну тайну: я ждал вот этого звонка. Теперь буду вам говорить хорошие новости.

Достав из выдвижного ящика стола карту, комдив рассказал об утреннем осложнении обстановки, о принятых мерах, которые, как только что подтвердил звонок, оказались действенными. Связь тоже восстановлена, чем Павленко незамедлительно воспользовался.


В штабе афганской дивизии познакомились с подполковником Владимиром Тимофеевичем Добышем. Он провел тут не один день, уверяет, что кое-чему, особенно действиям в горах, у афганцев можно и поучиться.

Самая большая проблема для афганской армии, говорит Добыш, это проблема малой грамотности, в подтверждение называет несколько цифр за первый после апрельской революции год. Из тогдашних призывников дивизия получила 3326 совершенно неграмотных. Среди солдат, уволенных в запас в течение того же года, 2996 человек уже умели читать и писать. На дивизию было 170 букварей — маловато, конечно, но где взять больше? Занятия по ликвидации неграмотности проводились два раза в неделю по два часа каждое — это, учитывая служебную и боевую нагрузку, немало.

Спрашиваю Добыша о самом впечатляющем за первые недели пребывания в Афганистане, и он вдруг расстраивается:

— Дети. Конечно же, дети. Жалко их — ну просто слов нет. Голенькие, босые, по снегу бегут — попрошайничают. Недавно с полевого хлебозавода хлеб на грузовике везли, а в горах тяжело ехать — мотор перегрелся, остановились у какого-то селения. Я старшим в машине ехал, а водителем был таджик, у них язык с афганским похожий. Детишки из домиков выбежали, обступили нас. Гляжу: мой таджик одного паренька на руки поднял, спросил что-то, а потом заплакал и в кузов полез. Достал оттуда несколько буханок, ребятишкам роздал — они их по кускам разорвали. Еще одну буханку, целую, мой таджик дал парнишке, с которым разговаривал. Малец буханку к животу прижал, сложился, как перочинный ножик, так что голова где-то между колен оказалась, и бежит, спотыкается: ведь дороги-то впереди не видит. Даже не подумал малец, что мог еще чего-нибудь получить. Я водителя не ругал, поинтересовался только, чем его этот мальчишка пронял. «Спрашиваю — почему грустный? Потому что живот болит. А живот почему болит? Потому что давно не кушал…»

После этого воспоминания Владимир Тимофеевич подозрительно быстро отвернулся и ушел в соседнюю комнату звонить. Вернулся минуты через три, деловой и спокойный:

— Если командир не возражает, концерт откладывать не будем: артисты могут приехать хоть через час.

Афганский комдив не возражал, послал своего начальника политотдела оповестить народ — благо, к штабу дивизии стянули на время событий несколько батальонов, после чего Добыш еще раз созвонился с ближним советским подразделением, откуда должна прибыть солдатская самодеятельность. Мы с Павленко посовещались и решили остаться на концерт, возможность такая была.

Вечером едва узнал длинный, уже знакомый с обеда зал. Стол разобрали и вынесли, на его месте тесно стояли скамьи. Впрочем, они только угадывались: зал был набит, как говорится, битком. Начался концерт, и я своими глазами увидел один из национальных талантов афганцев — талант сопереживания. В кульминационный момент солдатского танца с первых рядов вскочили несколько человек и, выбежав к нашим ребятам на сцену, тоже пустились в пляс. А когда наш сержант, таджик по национальности, запел под баян песню о Ленине, поднялись афганские солдаты в задних рядах, и оттуда на весь зал прозвучало: «Смерть империализму!» Весь зал стоял, весь зал скандировал, выбрасывая вверх сотни смуглых рук. Странное дело, но это скандирование не заглушало, а поддерживало песню.

После концерта долго не расходились. Каждого из нас обступили афганцы, у многих были на груди золотистые звездочки и значки с изображением Ленина — видимо, участники самодеятельности привезли кое-какие подарки. Здесь, в зале, я познакомился с афганским комбатом Зией — уже немолодым, крупноголовым, начинающим лысеть капитаном. Зия неплохо, хотя порой с забавными неточностями, говорил по-русски, был как-то трогательно откровенно рассказывал, что устал воевать, что молодежь храбрая до первой увиденной крови, а потом наступает перелом и нелегко поднять в атаку, что в горах техника бесполезна — все равно приходится воевать «глаз против глаза»…

5. Последний бой

С корреспондентом военной газеты Сергеем С. мы были на афганской земле одновременно — в начале зимы 1980 года, но лично встретились лишь через полгода в Москве, когда он поступал в военную академию. Правая рука Сергея была еще, в гипсе.

Он и рассказал мне о последнем рейде моего знакомого капитана Зии.

…Выехав из штаба афганской дивизии, уазик долго прыгал по плохой каменистой дороге, пока фары не выхватили из темноты четыре длинных саманных барака — штаб и казармы батальона. Дремавший на переднем сиденье капитан Зия устало выбрался из машины, повел Сергея в штаб, отдавая на ходу дежурному короткие непонятные приказания.


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.