Афера - [33]

Неожиданно фотограф выразил несогласие с требованием заказчика.

— Так не получится, — сказал он, не глядя туда, куда указывал Макаров, и в ответ на его удивлённый взгляд пояснил: — Двенадцать на пятнадцать сделать могу, но такого эффекта, как здесь, не получится. Это снималось утром, когда солнце светит оттуда, — он жестом показал, откуда светило солнце в тот час, когда делался снимок, — поэтому получились светящиеся отражения и блеск воды на коже. А сейчас у нас вечер, и, чтобы получить похожий результат, нужны осветительные приборы. В такое время я бы советовал вам сняться не в воде, а здесь, на песке, стоя спиной к морю; неплохо будет и на пирсе.

Алексей озадаченно посмотрел на невзрачного паренька.

— Вот это да, — покачал он головой. — А вы что ж, к каждому клиенту — с таким подходом: объясняете, как лучше сняться, что получится — что не получится?

Фотограф молча пожал угловатыми и костлявыми, словно вешалка, плечами.

— А что удивительного, обыкновенный профессиональный подход… Зачем мне тратить зря плёнку на явную халтуру, вы же сами потом от снимка откажетесь.

— Понятно, — сказал Макаров. — Но, может, тогда в другой раз, завтра, например?

— В другой раз, так в другой раз, — невозмутимо кивнул молодой человек и, открыв деревянный ящик, стал складывать туда свои принадлежности.

— А вы давно тут работаете? — наигранно равнодушно спросил его Макаров, продолжая с интересом рассматривать снимки на все ещё стоящем на прежнем месте самодельном фанерном стенде.

— Года четыре, — ответил парень. — Ещё в девятом классе начал помаленьку промышлять… До этого дядьке помогал. А вам это зачем? — покосился он на Алексея.

— Да так, — ответил, не кривя особо душой, Макаров, — люблю разговаривать с разными интересными людьми.

— О чем? — не польщённый, казалось, скрытым комплиментом в свой адрес, прежним равнодушным тоном спросил молодой человек.

— О жизни, о работе… А вы все эти снимки сами делали? — спросил Алексей, движением руки обведя фотографии на стенде.

— Странный вопрос, — хмыкнул парень, — естественно, все. С чего бы я вывешивал их иначе?

— А бог знает вас, фотографов, и ваши хитрости — может, реклама просто…

— С чего это вы взяли? Что за глупости? — удивился фотограф, впервые, пожалуй, потерявший прежнее безразличие в голосе и во взгляде. Похоже было, что ему не нравились бестолковые вопросы неудавшегося клиента. Это было видно хотя бы по тому, как, оставив в покое свой ящик, он решительно подошёл к стенду и стал снимать укреплённые на нем фотографии, убирая их тут же в бумажные пакеты.

— Да нет, не совсем уж и глупости, — продолжал, несмотря на его явное неудовольствие, настаивать на своём Макаров. — Вот, — указательным пальцем он упёрся в одну из оставшихся ещё на гладкой широкой доске фотографий, — точно такую мне показывал один приятель и утверждал, между прочим, что она сделана в ателье. И в самом деле не похоже, чтобы её делали на пляже, не так ли?

На снимке, на который указывал Алексей, была запечатлена красивая девушка в открытом красном купальнике, а на шее у неё сверкало, переливаясь, очевидно, в лучах специальным образом расставленных осветительных приборов, точно такое же ожерелье, какое Макаров видел на шее Элины на имеющейся у него фотографии. «Уже как минимум два „уникальных“ ожерелья, „музейных экспоната“! — с досадой думал Алексей. — За три тысячи баксов». Нет, кажется, он все-таки был прав, когда сделал вывод, что дорогая вещь — никакая не покупка, а всего лишь временная декорация, ВЫМЫСЕЛ студента-гуляки Паши Гостенина, всего лишь замысловатое средство достать денег на широкую, ничем не стеснённую жизнь и карточную игру по-крупному с Красавчиком.

— А-а, вы об этом, — усмехнулся между тем фотограф. — Это и правда делалось в ателье, но тем не менее снимал тоже я. Нравится?

— Очень, — кивнул Алексей. — Так вы чтоже, получается, и в ателье успеваете работать?

— Иногда, пару раз в неделю, если есть заказы… Но в ателье — это сильно сказано, у меня две комнаты — студия и лаборатория, там и работаю.

— А вот эта штучка, что у девушки на шее, — Макаров указал на ожерелье, — она дорогая? Или бутафория?

— Очень дорогая, — подтвердил фотограф ровным голосом, так что нельзя было понять, шутит он, смеётся над глупым отдыхающим или говорит правду. Но дальнейшие его слова развеяли сомнения. — Золото, очень тонкая работа, — продолжил парень. — В местном музее беру напрокат, если есть желающие сняться, за отдельную плату. Это историческая вещь, ещё немецких мастеров, довоенная…

— И дорого она стоит? Сколько примерно?

— Не меньше десяти штук… Точно не знаю, можно в музее, у искусствоведа спросить.

—Ого, — покачал головой Макаров. — А сделать такую же можно?.. Ну, заказать у местных умельцев?

Парень странно, словно изучающе, взглянул на него. Потом усмехнулся.

— У каких ещё умельцев? Вам же говорят, немцы делали, до войны, — сказал он и, решительным движением сняв стенд с телескопического штыря из лёгкого светлого металла, сложил его, словно книжку, и спрятал в деревянный чемодан. Похоже, ему не хотелось больше разговаривать с Алексеем.

— Тяжело вам, наверное, живётся, заработки низкие? — спросил его Макаров, стараясь как-то смягчить возникшую внезапно между ним и фотографом отчуждённость из-за его, как ему самому показалось тогда, слишком глупого вопроса — типичного вопроса тупого пляжного зеваки…