Афера. Роман о мобильных махинациях - [75]

– Нет, не из-за денег. Из-за женщины одной, – откровенно признался Картье, честно глядя Шедину в глаза.

– Ах вон оно что… Ну тогда понятно. Замнем для ясности. Просто мне важно было знать… Я думал… Но, если из-за женщины, тут я тебе не судья. Любовный треугольник вещь сложная, и лезть в него постороннему не стоит. Н-да… То есть мы на коне, все в дерьме, так, что ли, по-твоему, должно получиться?

– Не вижу противоречий, – ответил Картье, – дай сигарету, у меня закончились…

2

До какого-то момента все в ней стремилось к нему. Он олицетворял собой все то, чего в ее жизни никогда не было: страсть, нежность, внимание… То многогранное, сложнейшее, именуемое любовью чувство, которое так необходимо испытать всякому хотя бы раз в жизни. Испытать, чтобы познать себя, по-настоящему раскрыться и стать полноценным человеком, так как только любовь делает нас истинными людьми. Картье был для нее широким маковым полем, идущим до самого горизонта, и она шла по нему, и маки были столь одуряюще прекрасными, и она рвала их, нюхала и бросала, чтобы тут же сорвать новые, а потом еще и еще. Но однажды, когда Виктор решил рассказать ей о своих планах, маковое поле вдруг закончилось, она незаметно приблизилась к его краю и ужаснулась картине, открывшейся ее глазам. Обрыв, черный срез горной породы, за которым пропасть с кипящей водой, с блестящими антрацитовыми острейшими скалами. Стало так страшно, что она закричала и не услышала собственного крика, а бездна тянула к себе, звала. Лена сделала попытку отступить от края пропасти, вернуться на маковое поле, но ее словно пнули кулаком между лопаток, и она упала с одной только мыслью, что хочет проснуться, проснуться! – и, конечно, проснулась.

Она была в своей квартире, в своей спальне. Они с Костей никогда не спали вместе, и сейчас, сквозь стену, сквозь распахнутую дверь, в совершенной ночной тишине она слышала его отвратительный храп. Именно по этой причине, массово влияющей на статистику разводов, они решили «разъехаться» по разным постелям несколько лет назад, почти сразу же после свадьбы. Есть две теории: о спящих вместе супругах, о супругах, спящих порознь, и каждая стремится уничтожить противницу. Кто знает, какая теория верна, но на практике выходит так, что можно спать вместе или спать порознь, и это может влиять на самочувствие брака как угодно, даже вовсе никак может не влиять. Лишь храп, отвратительный, булькающий, животный, – вот истинная причина для супружеского разлада. Слушая это свидетельство присутствия Штукина, Лена еще раз вспомнила все, о чем сегодня в отеле с почасовой оплатой они говорили с Картье.

– Жизнь налаживается, – промурлыкал он ей на ухо, когда оба остывали после изнуряющей качки на видавшей виды кровати, – скоро все будет ослепительно хорошо.

– Прекрасно, – прошептала она тогда. – Как же ты все это сделаешь? Впрочем, молчи. Я не хочу слышать. Хочу лежать с тобой вот так же, но в нашем доме, у камина, пить вино и гладить тебя по твоему замечательному, поджарому животу. И больше мне, пожалуй, ничего и не нужно для полного счастья.

– Как ты все хорошо сумела выразить всего парой фраз, Еничка.

…С недавних пор он стал называть ее так. Он поменял «Аленку» на «Еничку». Мы часто придумываем любимым вот такие ласковые и теплые прозвища. Телосложение Картье было сухим и довольно мускулистым. Его грудь расходилась от центра к плечам двумя красивыми плитами. Лена очень любила их трогать, гладить и даже пощипывала его за соски, что, впрочем, совсем ему не нравилось, но он дурачился и делал вид, что нравится, чтобы ей было приятно. Однажды, когда она увлеклась и всерьез, словно массажистка, мяла одно из любимых своих мест его тела, он спросил:

– Как называется то, что ты сейчас делаешь? Жимкаться или что-то в этом роде?

– Сюсюкаться, – с явным удовольствием продолжая свое дело, ответила она, – сюсюк, сюсюк.

И она стала так его называть. Иногда. Ему очень нравилось, как она произносит это словечко «сюсюк». У нее получалось очень… Сказать «сексуально»? Пожалуй, только так и можно сказать, иначе не получается…

– А что тут еще скажешь? – Она простодушно улыбнулась. – Ничего не может быть лучше. Это моя мечта, гладить тебя.

– Мечтам красавиц свойственно сбываться, – выразился Картье с принужденно-веселой миной и вздохнул. – Это и моя мечта также. Однако самое время подумать о том, как бы побыстрей нашу мечту воплотить. Между прочим, у меня есть на этот счет четкий план.

– Поделишься?

– Разумеется. Только вот что. Перед тем как я начну, скажи мне, Лена, честно и откровенно, любишь ли ты своего мужа хоть немного? Под «любишь ли» я имею в виду не столько само чувство любви, сколько всякую там жалость и так далее. Жаль тебе его?

Лена ответила не сразу, задумалась. Наконец, медленно ответила:

– У меня к нему ничего нет.

– Совсем ничего?

– Совсем.

– Так не бывает. Когда живешь с человеком в одной квартире и каждый день в эту квартиру возвращаешься, хотя давно могла бы куда-нибудь переселиться, это означает, что ты все еще к нему хоть слабо, да привязана.

Она, казалось, рассердилась:

– Да нет же, говорю тебе! А насчет возвращаться в квартиру… Знаешь, ведь существуют исключения из правил. Я как раз такое исключение. Я люблю эту квартиру, она очень просторная, я сама ее спроектировала, я в нее столько души вложила, что вот так просто взять и уйти – это не по мне. Да, кроме того, мне и уйти-то не к кому. В эту квартиру моя «двушка» вложена, а к маме как-то не хочется, она у меня пильщица со стажем, так запилит «Лена, зачем ты ушла от мужа?», что взвоешь! А уж снимать квартиру – это точно нет. Все эти условия: мебель не двигать, котов не держать… К черту съемные квартиры и их нахальных хозяев!