Афера - [73]

Куриный пузырь — еще один способ избавиться от жертвы после аферы. В последний момент вы прячете его во рту. Когда жертва лишается всех денег, другой мошенник набрасывается на вас с пистолетом. «Как ты мог поставить не на ту лошадь?» — кричит он. (Или «Как ты мог купить не те акции?», или «Как ты мог поставить все на красное? Я же сказал, на черное!»)

Раздается выстрел. Вы падаете на землю. Жертва наклоняется к вам. А у вас изо рта брызжет теплая кровь, прямо на него. Остальные ваши помощники бросаются в гущу свалки. «Мертвеца» уносят. Жертве велят скрыться, уехать из города и не говорить никому ни слова о том, что он видел, если он хочет остаться в стороне от истории, которая закончилась не просто финансовой махинацией, а убийством…

Такой вариант подходит для простых людей — продавцов фруктов из Омахи или мелких служащих из городка Покипси. Но если жертва — преступник, привычный к хлещущей изо рта крови, знакомый с жестокостью не понаслышке, эффект может оказаться не столь уж предсказуемым. Цель «Куриного пузыря» — повергнув жертву в шок, добиться покорности.

Но как шокировать человека, для которого кровь и боль — обычное дело, нормальный стиль общения с деловыми партнерами?

38

Последний вечер перед финалом аферы.

Завтра все закончится, мы облегчим карман нашей жертвы на десятки миллионов долларов, а потом я сяду в самолет. Только в самый последний момент я решу, куда полечу и с кем. С планом легче обобрать жертву, но вот планировать пути отступления опасно. Тут лучше придержать язык за зубами. Иначе кто-нибудь узнает, где вас можно будет отыскать. А еще опаснее покупать второй билет на самолет, доверяясь кому-то еще до того, как игра закончится и все снимут маски.

* * *

Мы с Тоби смотрим телевизор. Он орет очень громко. Узелок на память: когда все кончится, надо купить новый телевизор с работающей кнопкой регулировки звука.

Меня вдруг охватывает внезапный приступ страха. Я чувствую себя провинциалом, выигравшим в лотерею и решившим пожить красиво…

Может, стоит брать повыше, чем какой-то телевизор?

— Господи, папа, — не выдерживает Тоби. — Ты когда-нибудь починишь этот чертов телевизор?

Нет. Решено. Сначала нужен нормальный телевизор.

* * *

Вместо рестлинга мы смотрим Си-эн-би-си, кабельный канал про финансы, по которому двадцать четыре часа в сутки бегущей строкой показывают цены на акции. На фоне зануды ведущего в сером костюме зеленые и красные буквы, медленно ползущие по экрану, как вереница муравьев по покрывалу, смотрятся странно, но выигрышно.

Тоби хочет переключить на рестлинг. Я объясняю, что он, конечно, сможет переключить канал. Когда будет у себя дома.

— Ну, пап, — жалуется он. — Я думал, ты хотел, чтобы я пожил у тебя.

Я не утруждаю себя попытками пощадить его задетые чувства. Ведущий наконец добирается до новостей, которых я ждал. За головой ведущего появляется фотография Эда Напье крупным планом. Напье так довольно улыбается, будто за кадром осталась шлюха, которая с воодушевлением делает ему минет.

«Продолжается эпохальная битва за отель „Трокадеро“, — сообщает ведущий. — Сегодня Эд Напье предложил новую цену за отель, который после реконструкции изменит облик центральной улицы Лас-Вегаса. Теперь Напье готов заплатить девяносто миллионов долларов наличными».

— Девяносто миллионов долларов, — удивляется Тоби. — Интересно, где он собирается их раздобыть?

— Да, мне тоже интересно, — отвечаю я.

«Представители „Евробет“, — продолжает ведущий, — консорциума европейских и японских инвесторов, борющихся с Напье за право завладеть отелем, заявили, что постараются сделать ответное предложение. Комментариев от правления отеля нам получить не удалось».

— Я думаю, он сначала закончит дела на бирже, прежде чем отдавать деньги за отель, — предполагает Тоби.

— Это ты так думаешь. А богатые люди думают иначе. Они всегда предполагают, что победа останется за ними. Быть может, потому они и богаты.

— Возможно, — отвечает Тоби. Он пару секунд обдумывает мудрость, которой я с ним поделился, после чего заявляет: — Ладно, хватит. Переключай на рестлинг.

* * *

В десять часов вечера я, похлопав сына по плечу, желаю ему спокойной ночи и иду в спальню. Через несколько минут я засыпаю.

Я просыпаюсь от звонка на мобильный. Дотянувшись до прикроватной тумбочки, выдергиваю из него шнур зарядки и подношу к уху.

— Алло?

— Кип, это я.

Джессика Смит.

— Что стряслось?

— Ничего, — отвечает она. Затем, подумав, объясняет: — То есть кое-что. Нам надо поговорить.

Я бросаю взгляд на часы. Половина двенадцатого.

— А этот разговор не может подождать? Уже поздно. А завтра важный день.

— Разговор серьезный.

Я присаживаюсь на кровати, продирая глаза.

— Ладно. Сейчас приеду.

Она диктует мне адрес. Через несколько минут я, крадучись, выхожу, не тревожа Тоби, и сажусь в машину. Мне нужно проехать шестьдесят пять километров на север по шоссе N 280.

* * *

Она живет в Ноу-Вэлли, в викторианском доме, половина которого принадлежит ей, а вторая — соседям. На ее половине есть черный вход. В этом городе градусов на десять прохладнее, сыро и висит туман. Я тихо стучу в стеклянную дверь. Джессика открывает через несколько секунд, словно сидела прямо перед дверью в нетерпеливом ожидании.