Аэростаты. Первая кровь - [5]
“В конце концов, меня наняли, чтобы справиться с его дислексией, и дело уже почти сделано”, – говорила я себе. Понадобилось всего лишь заставить его прочесть книгу целиком. Меня вдруг охватила ярость при мысли, что никто до сих пор не посоветовал ему столь очевидный способ. Как можно научиться читать, иначе как читая? Хоть бейся головой об стенку, ничего не получится.
Последнее время в прессе много писали про эпидемию дислексии. Мне кажется, я понимала причину. Мы живем в дурацкую эпоху, когда заставить ребенка прочесть роман от начала до конца – это чуть ли не посягательство на права человека. Я всего на три года старше Пия. Как я уцелела в этой вселенской катастрофе? Родители воспитывали меня просто, не прибегая ни к каким специальным методам. Для меня загадкой были подростки, у которых книги не вызывали естественного любопытства. Винить в этом интернет или видеоигры мне казалось таким же абсурдом, как взваливать на какую-нибудь телепередачу ответственность за равнодушие молодежи к спорту.
– Как твои частные уроки? – спросила Доната.
Я объяснила в меру своих сил. Она скорчила брезгливую гримасу:
– Да этот тип просто извращенец, подглядывает за вами из кабинета!
– Я тоже так считаю. Я пыталась возражать, но ему плевать.
– Почему ты не бросишь?
– Он хорошо платит. И парень занятный.
– Ты не влюбилась, надеюсь?
– Ему шестнадцать лет!
Доната расхохоталась.
– Ну, успокоила! – заявила она с таким ехидством, что я с трудом подавила искушение съездить ей по физиономии. – Когда у тебя следующее занятие?
– Не знаю. Он позвонит, когда прочтет “Илиаду”.
– Давай-давай, жди. Парень едва умеет читать, а ты ему сунула “Илиаду”? Ты хочешь его унизить!
– Ему не понравилось “Красное и черное”.
– Поэтому он полюбит Гомера! Не понимаю твою логику.
Тут я была с ней согласна. Но чтобы последнее слово осталось за мной, тупо сказала:
– Это гарантирует мне несколько дней покоя.
Грегуар Руссер позвонил на следующее утро:
– Мой сын дочитал “Илиаду”. Приходите сегодня в обычное время.
Я была ошарашена и заподозрила жульничество. Я отправилась в универ в отвратительном настроении. День тянулся бесконечно. Даже преподаватель этимологи, которой я всегда увлекалась, показался мне нудным.
В четыре часа я пришла в их красивый особняк. Мой ученик лежал на полу, но мгновенно вскочил, чтобы поприветствовать меня. Я подумала, что он, наверно, наглотался чего-то: у него был блуждающий взгляд.
– Здравствуйте, Пий!
– “Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына…”[3]
– Вы выучили “Илиаду” наизусть?
– А что, стоило бы! Мне страшно понравилось!
Он был почти в трансе. Я вгляделась в его зрачки – они выглядели нормальными.
– Вы прочли все до конца?
– Конечно! Это супергениально! Наконец-то грандиозная история с настоящим размахом.
– Можно так это выразить, да.
– Не то что ваш Стендаль и его шуры-муры в спальне. В Америке про “Илиаду” сказали бы It’s bigger than life![4]
Я засмеялась. Потом, заподозрив обман, спросила:
– Вам ни разу не было скучно во время чтения?
– Было, в самом начале. Через описание греческого флота я еле пробился. Такое впечатление, словно автор благодарит своих спонсоров.
– Не было их у него!
– Догадываюсь. Называйте как угодно. Но он переборщил с кораблями и с этим name dropping[5]. Правда же, как будто перед ним лежит список и все знаменитые греческие кланы потребовали их упомянуть, чтоб потом хвастаться. “Почитайте «Илиаду» и увидите: мой старикан участвовал в Троянской войне!”
– Но это все-таки красиво – подобное восславление кораблей.
– Мне кажется, это еще и способ привлечь внимание к неоднозначной роли Посейдона. Он единственный из богов в свое время помогал троянцам, строил стену для защиты города. Он вполне мог бы устроить бурю и отправить греческий флот на дно.
– Но тогда не было бы войны. А боги хотели, чтобы была война.
– Да, будто им доставляет удовольствие смотреть, как смертные дерутся. Но их можно понять: рассказ о битвах захватывающий и великолепный. Единственное, что раздражает: чувствуется, что Гомер за греков.
– Он грек.
– Ну и что? Я не троянец, но я за них.
– Вы прочли предисловие к “Илиаде” Жана Жионо?
– Я похож на человека, который читает предисловия? И так ясно, что греки сволочи.
– Они хитрые.
– Они подлые. Ненавижу их. А троянцами я восхищаюсь, особенно Гектором.
– Что вам в нем нравится?
– Он благородный, храбрый. И у нас с ним есть кое-что общее: он астматик.
– В тексте нет слова “астма”.
– Да, но описание приступа ясно говорит об этом. Я узнал симптомы. И я понимаю, что у него аллергия на греков!
– Однако греки тоже кое-чем интересны. Одиссей, например.
– Одиссей? Мерзавец! Финт с Троянским конем – какая низость!
– Бойся данайцев, дары приносящих.
– Вот именно! Сыграть на вере других людей, придумать псевдоперемирие – тошнит меня от вашего Одиссея.
– Это война.
– Ну и что? Не все средства хороши.
– Тогда не было Женевской конвенции.
– Троянцам и в голову не пришло бы совершить такую ужасную вещь.
– Да. Поэтому они терпят поражение.
– Плевать. Правда на их стороне.
– А Ахилл вас не восхищает?
– Этот вообще выродок. Карикатура на американского вояку. То, что нам подается как храбрость, – просто тщеславие дурака, который настолько уверен в покровительстве богов, что считает себя неуязвимым.
Разговоры с незнакомцами добром не кончаются, тем более в романах Нотомб. Сидя в аэропорту в ожидании отложенного рейса, Ангюст вынужден терпеть болтовню докучливого голландца со странным именем Текстор Тексель. Заставить его замолчать можно только одним способом — говорить самому. И Ангюст попадается в эту западню. Оказавшись игрушкой в руках Текселя, он проходит все круги ада.Перевод с французского Игорь Попов и Наталья Попова.
Знаменитый писатель, лауреат Нобелевской премии Претекстат Tax близок к смерти. Старого затворника и человеконенавистника осаждает толпа репортеров в надежде получить эксклюзивное интервью. Но лишь молодой журналистке Нине удается сделать это — а заодно выведать зловещий секрет Таха, спрятанный в его незаконченном романе…
«Словарь имен собственных» – один из самых необычных романов блистательной Амели Нотомб. Состязаясь в построении сюжета с великим мэтром театра абсурда Эженом Ионеско, Нотомб помещает и себя в пространство стилизованного кошмара, как бы призывая читателяне все сочиненное ею понимать буквально. Девочка, носящая редкое и труднопроизносимое имя – Плектруда, появляется на свет при весьма печальных обстоятельствах: ее девятнадцатилетняя мать за месяц до родов застрелила мужа и, родив ребенка в тюрьме, повесилась.
«Страх и трепет» — самый знаменитый роман бельгийки Амели Нотомб. Он номинировался на Гонкуровскую премию, был удостоен премии Французской академии (Гран-при за лучший роман, 1999) и переведен на десятки языков.В основе книги — реальный факт авторской биографии: окончив университет, Нотомб год проработала в крупной токийской компании. Амели родилась в Японии и теперь возвращается туда как на долгожданную родину, чтобы остаться навсегда. Но попытки соблюдать японские традиции и обычаи всякий раз приводят к неприятностям и оборачиваются жестокими уроками.
Любить так, чтобы ради любви пойти на преступление, – разве такого не может быть? А любить так, чтобы обречь на муки или даже лишить жизни любимого человека, лишь бы он больше никогда никому не принадлежал, – такое часто случается?Романы Амели Нотомб «Преступление» и «Ртуть» – блестящий опыт проникновения в тайные уголки человеческой души. Это истории преступлений, порожденных темными разрушительными страстями, истории великой любви, несущей смерть.
Впервые на русском – два новых романа Амели Нотомб.Порой мы подолгу гадаем, откуда в нас та или иная черта, отчего мы поступаем так или иначе. Ключи к разгадке лежат в детстве, раннем детстве. Его события ложатся на дальние полки подсознания и оттуда тайно управляют нашими поступками. Знаменитая французская писательница Амели Нотомб провела свое детство и юность за морями-океанами, в далекой Японии, где ее отец находился на дипломатической службе, и именно эта страна для нее навсегда определила вкус счастья.
Вы верите в судьбу? Говорят, что судьба — это череда случайностей. Его зовут Женя. Он мечтает стать писателем, но понятия не имеет, о чем может быть его роман. Ее зовут Майя, и она все еще не понимает, чего хочет от жизни, но именно ей суждено стать героиней Жениной книги. Кто она такая? Это главная загадка, которую придется разгадать юному писателю. Невозможная девушка? Вольная птица? Простая сумасшедшая?
Действие романа «Дети Розы» известной английской писательницы, поэтессы, переводчицы русской поэзии Элейн Файнстайн происходит в 1970 году. Но героям романа, Алексу Мендесу и его бывшей жене Ляльке, бежавшим из Польши, не дает покоя память о Холокосте. Алекс хочет понять природу зла и читает Маймонида. Лялька запрещает себе вспоминать о Холокосте. Меж тем в жизнь Алекса вторгаются английские аристократы: Ли Уолш и ее любовник Джо Лейси. Для них, детей молодежной революции 1968, Холокост ничего не значит, их волнует лишь положение стран третьего мира и борьба с буржуазией.
Прототипы героев романа американской писательницы Ивлин Тойнтон Клея Мэддена и Беллы Прокофф легко просматриваются — это знаменитый абстракционист Джексон Поллок и его жена, художница Ли Краснер. К началу романа Клей Мэдден уже давно погиб, тем не менее действие вращается вокруг него. За него при жизни, а после смерти за его репутацию и наследие борется Белла Прокофф, дочь нищего еврейского иммигранта из Одессы. Борьба верной своим романтическим идеалам Беллы Прокофф против изображенной с сатирическим блеском художественной тусовки — хищных галерейщиков, отчаявшихся пробиться и оттого готовых на все художников, мало что понимающих в искусстве нравных меценатов и т. д., — написана Ивлин Тойнтон так, что она не только увлекает, но и волнует.
«Когда быт хаты-хаоса успокоился и наладился, Лёнька начал подгонять мечту. Многие вопросы потребовали разрешения: строим классический фанерный биплан или виману? Выпрашиваем на аэродроме старые движки от Як-55 или продолжаем опыты с маховиками? Строим взлётную полосу или думаем о вертикальном взлёте? Мечта увязла в конкретике…» На обложке: иллюстрация автора.
В этом немного грустном, но искрящемся юмором романе затрагиваются серьезные и глубокие темы: одиночество вдвоем, желание изменить скучную «нормальную» жизнь. Главная героиня романа — этакая финская Бриджит Джонс — молодая женщина с неустроенной личной жизнью, мечтающая об истинной близости с любимым мужчиной.
Популярный современный венгерский драматург — автор пьесы «Проснись и пой», сценария к известному фильму «История моей глупости» — предстает перед советскими читателями как прозаик. В книге три повести, объединенные темой театра: «Роль» — о судьбе актера в обстановке хортистского режима в Венгрии; «История моей глупости» — непритязательный на первый взгляд, но глубокий по своей сути рассказ актрисы о ее театральной карьере и семейной жизни (одноименный фильм с талантливой венгерской актрисой Евой Рутткаи в главной роли шел на советских экранах) и, наконец, «Был однажды такой театр» — автобиографическое повествование об актере, по недоразумению попавшем в лагерь для военнопленных в дни взятия Советской Армией Будапешта и организовавшем там антивоенный театр.