Адриан. Золотой полдень - [6]

Море, казалось, поджидало Ларция Корнелия Лонга.

Он, как и большинство римлян, являлся сухопутным человеком, но природная красота, которую приберегла для него безмерная водная гладь, тронула встревоженное сердце. Он испытал успокоение. Все‑таки божья сила порой бывает милостива к смертному. Чем бы ни закончилась эта поездка, напоследок ему было дано насладиться зрелищем закатов и восходов, шествием нелепых, таинственных зверей, которыми в его честь оборачивались подсвеченные розоватым светом облака. Качка была легкой и навевала непродолжительный, но бодрящий сон. Утренняя свежесть наполняла члены юношеской подвижностью. Хотелось влезть на мачту и крикнуть оттуда — ого — го — го!

Спутники попались общительные, говорливые. Два квестора* (сноска: Квестор — первый чин в иерархии римских должностных лиц или магистратов. Во времена Империи квесторы обычно заведовали архивами и казначейством, а также являлись помощниками консулов или наместников провинций. Квесторы императора считались его личными секретарями, одной из обязанностей которых было чтение в сенате распоряжений правителя), старший и младший, ответственные за перевозку золота; центурион, обеспечивающий охрану груза, сингулярии, возившие почту — среди них и тот, который доставил приказ. В свой кружок они приняли капитана корабля.

Судачили о войне, разбирали этапы парфянской кампании, вспоминали прежние войны. Тревожились состоянием здоровья императора, злословили об Адриане, осуждали его низкопоклонство перед «всем греческим», увлечение архитектурой и прочими постыдными ремеслами. Младший квестор, молодой и нарумяненный молодой человек, уже в начале плавания намекнувший, что у него немало друзей в «высших сферах», сделал многозначительное лицо и сообщил — в сенате опасаются, как бы императрица и племянница не добились от Траяна, чтобы тот назначил Адриана наследником. Им это сделать легче легкого, ведь всем известно, что Адриан спит с Плотиной и Матидией.

Центурион — он был из провинциалов — удивился.

— Не может быть! С обеими сразу?..

— Зачем с обеими! По очереди. Впрочем, — он досадливо поморщился, — я не знаю. Может, и с обеими, я в постель к нему не заглядывал. Молокосос очень охоч до женского пола. Правда, до мужского тоже.

— Ну‑ка, ну‑ка, — оживился центурион.

Младший квестор многозначительно указал взглядом на своего патрона — мол, обращайтесь к нему, уж он‑то знает.

Старший квестор, лысый и чрезмерно толстый чиновник с многозначительно обвисшими щеками, ощутив на себе общее внимание, скромно потупил глазки, выждал мгновение, затем нехотя признался.

— Что было, то было. Немало мы с Адрианом погуляли по чужим спальням, немало повидали всякого пола задниц.

Еще пауза.

Центурион, а также все присутствующие, кроме Ларция, затаили дыхание

— Что императрица! Что племянница! — с неизбывной горечью воскликнул толстяк.

Брыльца на его лице негодующе заколыхались.

— В Риме говорят, что он перепробовал всех любимчиков императора, сам не раз отдавался им. Каждому преподнес богатые подарки, чтобы те благоволили к нему.

Все с уважением глянули на старшего квестора. Сразу стало ясно, этот — знаток.

Квестор пожал плечами, потом добавил.

— Так говорят. Утверждать не берусь, правда это или нет, — затем скромно признался. — Но в одном приключении мне довелось с ним поучаствовать.

Он вновь сделал паузу.

Центурион нетерпеливо подергал чиновника за рукав.

— Ну, давай рассказывай!..

— Это было в Сарматии…

Слушатели как один придвинулись ближе. Лонг удивленно вскинул брови — этого борова он за Данувием не встречал!

Рассказчик между тем поинтересовался у собравшихся.

— Кому из вас приходилось бывать на Сарматской войне?

Он глянул на центуриона, затем на сингуляриев — все они отрицательно покачали головами. Когда дошла очередь до Ларция, тот энергично повторил тот же жест.

Толстяк заметно расслабился, поерзал, устроился поудобнее и начал.

— Мы там не столько воевали, сколько предавались наслаждениям. До того доразвлекались, что кое‑кто разум потерял. Какой‑то вшивый префектишка посмел вступить в спор с племянником императора из‑за рабыни. Прямо как Агамемнон и Ахилл в Троаде.* (сноска: В «Илиаде» Гомера описан спор, который произошел между предводителем ахейского войска Агамемноном и Ахиллом по поводу захваченной в плен красавицы Брисеиды. Агамемнон силой увел женщину из шатра героя, после чего Ахилл, обидевшись, отказался принимать участие в осаде. Такова сюжетная канва великой поэмы) Сказать по совести, девка была вполне под стать Брисеиде. Красотка! Короче, наместник и префект поссорились. Префект наговорил начальнику дерзостей, а утром, чтобы загладить вину, сам привел девку в его шатер — мол, прошу прощения, выпил лишку.

Все засмеялись. Ларций не удержался и досадливо хмыкнул.

Квестор не обратил внимания на его хмыканье. Польщенный вниманием, он подался вперед.

— Ну, это дело обычное, каждый хочет урвать добычу пожирнее. Беда в том, что девка оказалась не простая. Она была жрицей какой‑то местной богини, и то ли очень преуспела в искусстве любви, то ли опоила Адриана какой‑то гадостью, только по возвращению в Рим племянник императора и смотреть ни на кого не захотел. Даже на законную жену Сабину, а она, как ни крути, родственница Траяна. Понятно, императрица рассердилась, попыталась притушить скандал. Приказала мне позвать Адриана и отчитала его так, что тот неделю из дворца носа не высовывал. Порви, приказала она, с этой шлюхой или не миновать тебе опалы. Адриан, конечно, сник, кому охота из‑за какой‑то рабыни расставаться с надеждами на императорский жезл! Подарил он ей дом, дал вольную, — иди, говорит, на все четыре стороны.