Адресат неизвестен - [18]

В кабинете доктора все сверкало чистотой, белизной мебели, металлическими бликами инструментов в застекленном шкафчике. Я через пятое на десятое плела что-то о болях в колене.

— Ничего тут не поделаешь, дорогая пани, ничего другого не придумаешь — придется вам сделать укол.

— Укол? — удивилась я.

— Ну да. Укол в самое колено. Будет немножко больно, зато потом как рукой все снимет.

Я подпрыгнула на своем белом стуле и с ужасом закричала:

— Ох, доктор! Нет, нет! Я ни за что на это не соглашусь!

Мне показалось, что в глазах доктора блеснуло ехидство. Наверное, он подумал: «Вот дура, старая истеричка!» Я, однако, решительно не желала, чтобы доктор Свитайло делал мне укол.

Оказавшись на улице, я вздохнула с облегчением. Я не могла отделаться от впечатления, что мне удалось вырваться из западни.

Я глянула на противоположную сторону улицы. Из открытого окна маленького домика мне махала рукой седая старушка. Она радостно улыбалась и очень громко кричала:

— Пани Мильвид, пани Мильвид! Зайдите к нам!

Ничего не поделаешь, пришлось зайти.

— Как живете, пани Потыч? — крикнула я ей в самое ухо, переступив порог опрятной квартирки.

— У кого животик? У кого, пани Мильвид? — бравая старушка страшно интересовалась тем, что я хочу ей сказать, но была глуха, как пень, и договориться с ней было трудновато.

Раньше она занимала мое теперешнее место, то есть работала в газетном киоске на Рынке. Теперь жила на свою пенсию и на то, что ей присылала дочка из Варшавы. Вместе с ней жила Зося, ее внучка. Зося Потыч принадлежала к «моей» молодежи. Она была примадонной нашего театрального коллектива. И теперь, окончив школу, она колебалась, то ли идти в театральное училище, то ли выйти замуж за Томека Зентару, в которого она, как утверждали ее подруги, была влюблена. Зося всегда была очень приятной девушкой. У нее веселая, душевная улыбка, ослепительно белые зубы, легкая россыпь веснушек вокруг вздернутого носика, большие зеленые глаза и пышная грива рыжеватых волос.

К счастью, она тоже была дома. Она избавила меня от необходимости сообщать бабушке Потыч, как идут дела в Липове, и угостила меня кофе и великолепными рогаликами с маслом. После нервного потрясения, какое я испытала в доме доктора Свитайло, здешняя тихая, идиллическая атмосфера действовала на меня целительно.

«Очень приятная девушка» была, однако, расстроена. Она не стала таить от меня причину своего беспокойства. Речь шла обо мне. Я когда-то открыла ей очарование роли Офелии, и с тех пор она привязалась ко мне. Я не раз уже выслушивала ее признания.

— Знаете, мне просто не хочется ходить по городу, — сказала она, подвигая ко мне вазочку со свежим вишневым вареньем.

— Почему же это? — удивилась я: без «рыжей Зоськи» не могло обойтись никакое начинание в Липове.

— А потому, что я уже не могу слышать про вас все эти сплетни, — открыто пояснила она.

— Я знаю, что люди рассказывают всякую несусветную чушь. Ну и что же! Рано или поздно убийцу найдут. На то у нас милиция. И этот, из Варшавы.

— Но этот, из Варшавы, говорил Заплате, что единственный, кого они на самом деле подозревают, это ваш племянник.

— Откуда ты это знаешь?

— Заплата сказал об этом у себя дома, его Крыся рассказала Марысе, Марыся Юзеку, Юзек…

Беспроволочный телеграф действовал безукоризненно. Я пожала плечами: против него я была бессильна.

Зося продолжала:

— Этот тип из Варшавы лазит всюду, людей выпытывает. Насчет вас тоже расспрашивал. И Розу он выслеживает. Но я вам скажу: вы не думайте, никто из нас в это не верит.

«Нас» означало среди «моей» молодежи. Я была ей очень благодарна за симпатию и сочувствие и доказала это, намазав себе уже третий рогалик душистым желтым маслом. Я вдруг поняла, что Зося, собственно, первая из всех моих знакомых проявила доверие ко мне. Я вспомнила, как вели себя в эти дни мои клиенты. Одни как можно скорей, ни слова не говоря, стараясь не смотреть мне в глаза, брали свои газеты и уходили крадучись. Другие проявляли прямо-таки демонстративную, вызывающую смелость и вели себя почти невежливо. А некоторые заводили длиннейшие разговоры о чем попало. Изъявления сочувствия были слишком навязчивыми и не казались искренними.

Зося держалась совершенно иначе. Ее прямо-таки распирало от желания помочь мне. Но я должна была прежде посоветоваться с Янеком. Пока же мне пришла в голову одна идея:

— А что, твоя бабушка так и сидит все время у окна?

— А как же. Это теперь у нее единственное развлечение. Ведь она радио слушать не может. Газеты читает, но тоже жалуется, что шрифт слишком мелкий и нечеткий для ее глаз. Так что она предпочитает глядеть на улицу. Правда, на нашей улице мало что увидишь. Только клиенты проходят к доктору да экскурсанты к замку. Но она в общем довольствуется этим.

— Я хотела бы ее спросить кое о чем…

— Лучше всего напишите ей. Пожалуйста, вот бумага, вот карандаш.

Я быстро написала крупными, четкими буквами: «Помните ли вы тот день на прошлой неделе, когда была сильная гроза? В этот день Шимон Лагуна приходил к доктору прививать розы. Вы видели, как он выходил оттуда? Вы, может быть, помните, в котором часу примерно он вышел от доктора?»